Владимир Маталасов - Тайна Вселенской Реликвии

Последующие дни были заполнены и насыщены доводкой и испытанием различных типов конструкций моделей, ещё не успевших пройти проверки на жизне- и дееспособность. Ребята с утра до вечера пропадали то в Митькиной мастерской, то в поле, то на речке. Родители начали уже проявлять некоторую обеспокоенность за их здоровье, связанную с чрезмерно бурной деятельностью, почти каждый день снабжая своих чад наставлениями и увесистыми авоськами с провизией, так, на всякий случай.

Июль месяц выдался жарким и знойным. Вот уже как вторую неделю погода стояла безоблачная и безветренная. Полный штиль окутал Крутогорск и его предместья. Используя благоприятные погодные условия, друзья, согласно предварительно составленного ими графика, проводили одно за другим испытания творений Сапожкова с сознанием, что и их посильная, скромная лепта внесена в талантливые разработки своего друга. Радиоаппаратура управления, построенная их руками, ещё ни разу не дала сбоя, а приёмник отлично вписывался и крепился в любую из Митькиных конструкций. Они прыгали-скакали, кувыркались-вертелись-крутились, летали-парили, ползали-скользили, плавали-ныряли, и Бог знает, что ещё делали. Но особенно впечатляющими были испытания, а затем уж и «общественный смотр» дископлана и глиссера под названием «Блин».

3. Встреча на набережной.

Неописуемо живописен летний Крутогорск в вечернюю пору. А в этот тихий, безоблачный вечер нестерпимо знойного дня городская набережная будто впитала в себя, казалось, значительную часть населения, пытавшуюся на исходе дня окунуться в воздушную чашу свежести дыхания речной воды и стряхнуть с себя следы усталости от повседневных забот.

Набережная была красива: вымощенная массивными железобетонными плитами, украшенная множеством скамеек «под старину», прямоугольных цветочных клумб и фонтанов, она тянулась вдоль реки почти что на всю длину черты города. Ограниченная со стороны реки Неженки тяжеловесными, гранитными парапетами, соединёнными между собой чугунными ограждениями с мудрёными переплетениями витиеватых узоров, набережная с одного своего конца, вниз по течению реки, резко оканчивалась лесом, а с другого – городским пляжем, неподалеку от которого расположился речной вокзал, с причалом и плавучим рестораном, названным почему-то «Розой ветров». Позади, вдоль набережной, тянулся ряд ларьков, павильонов и беседок для отдыхающих, где собирались, в основном, любители игры в шашки и шахматы, а по средам, субботам и воскресеньям в одной из них играл любительский духовой оркестр, состоявший в основном из пенсионеров. В центральную часть набережной врезался городской спуск – Демидовский бульвар, – заканчивавшийся транспортно-пешеходным мостом через Неженку. А над самой набережной раскинулось украшение города – старинный, роскошный и великолепный Стручковский парк с различными развлекательными аттракционами и летним цирком «шапито».

Сегодня была среда, и оркестр играл старинный вальс «Амурские волны». На скамейках расположились преимущественно люди преклонного возраста, наслаждаясь видом на Неженку, речной прохладой и звуками музыки. Пространство набережной было заполнено шумными, неугомонными стайками молодёжи – студентов и учащихся, мамами и папами со своими щебечущими детишками. Одни непринуждённо прохаживались взад-вперёд вдоль набережной; другие, сбившись в кучки, обсуждали и решали свои жизненные проблемы; кто-то умостился на парапете, кто-то стоял, облокотившись на чугунную изгородь. Во всём чувствовались покой и обстоятельность, свидетельствовавшие о всеобщем благополучии в размеренной жизни местного населения.

Обходя живые препятствия и безотчётно постукивая ладонью по перилам ограды, вдоль набережной не спеша шагал Кузьма Малышев. Время от времени он нетерпеливо поглядывал куда-то в сторону реки, где она брала крутой поворот вправо.

– Эй, малыш! – донеслось откуда-то до Кузиного слуха, словно из-за ватной завесы. – Привет местным обывателям!

Кузя, словно очнувшись от забытья, посмотрел в сторону, откуда доносились приветствия. Развалившись в небрежной, независимой позе барина, посреди длинной, широкой скамейки раскинулся Пашка-Дантист в окружении двух своих приятелей и лениво полузгивал семечки, устилая всё пространство вокруг себя подсолнечной шелухой. Малышев в нерешительности остановился.

– Присоединяйся! – пригласил Пашка дружелюбно. – Не побрезгуй нашим обществом.

– Ну надо же как не вовремя, – с досадой подумалось Кузе. Но отказываться было неловко.

Он подошёл к компании, но здороваться не стал.

– Угощайся! – Пашка протянул бумажный кулёк с жареными семечками.

– Спасибо, не хочется, в горле за последнее время что-то першит.

– Ну, тогда присаживайся. Как-никак – свои! – подобострастно предложил Пашка, и тростью, с которой он теперь не расставался с памятной всем поры, слегка осадил распластавшегося по левую сторону от своего шефа Мишку-Клаксона, и добавил в его сторону: – А-ну, подвинься! Место надо уступать гостям, плебей!

– Давненько не виделись, – вновь обратился он к Малышеву, когда тот опустился рядом с ним на скамейку. – А я вот теперь с третьей ногой шмаляю, – указал он глазами на трость. – Да хрен с ним: что было, то быльём поросло. Кто старое помянет, тому глаз вон! Мы же с тобой интеллигентные, порядочные люди. Правильно я говорю?

– Без всяких сомнений. Порядочным человеком родиться никогда не поздно, – двусмысленно ответил Малышев.

Пашке, покорно проглотившему пилюлю, пришлось закусить удила и улыбнуться. Только улыбка эта была улыбкой человека, шагающего по раскалённым углям

– Променаж, значит, совершаем, так сказать – вечерний моцион? – осведомился он, скрывая раздражение. – Чем заниматься изволим? Какова «политика» на сегодня?

– Политика? – немного поразмыслив, переспросил Кузя. – Да что политика! Политика, Паша, производное нашей культуры! – Он многозначительно обвёл взглядом обширное покрывало из шелухи, устилавшее землю вокруг скамейки.

– Да-а, пальца тебе в рот не клади-и-и! – Пашка, будучи неглупым, проницательным парнем, сразу же оценил взгляд и намёк своего оппонента. – Клаксон!.. А ну-ка быстренько метёлку в руки, и чтоб как зеркало блестело…

– А почему это – я? – попытался было воспротивиться тот – Ты же и насорил…

– Ну! Кому говорю? – не дав тому договорить, тихо, с угрозой в голосе рявкнул Пашка, хватаясь за трость.

Мишку, как ветром сдуло со скамейки и унесло в сторону одного из павильонов, откуда он приволокся с какой-то общипанной метлой и ржавым, металлическим совком для мусора. Молча управившись с работой, он, недовольно пыхтя, уселся рядом с Кузей.