Владимир Маталасов - Тайна Вселенской Реликвии

История эта имела своё дальнейшее продолжение, о подоплёке которой, правда, уже никто не знал и не догадывался. Об этом знали только трое.

2. Мы ещё вернёмся, Гриша!

Кузьма смотрел на всё случившееся, как говорится, сквозь пальцы. Зато Саня Остапенко так и не смог простить Гришке его подлости, и решил наказать его по-своему. Он был прекрасно осведомлён об одной его слабости, которая заключалась в энергичном муссировании и распространении Шишкиным «знаний», касавшихся проблем существования НЛО и внеземных цивилизаций. Разговоры на эту тему считались модными и престижными, неся в себе оттенок великосветской утончённости. Это был Гришкин конёк. Он с пеной у рта выдвигал и доказывал чужие догадки и гипотезы, выдавая их за свои.

Как-то раз, месяца два спустя после вышеописанных событий, пребывая, по всей видимости, в приподнятом расположении духа и насвистывая какую-то модную заграничную мелодию, Гришка подходил к порогу отчего дома. Одним махом преодолев несколько лестничных ступенек, он очутился возле своих дверей. Вставляя ключ в замочную скважину, он вдруг заметил под дверью небольшой, аккуратно сложенный клочок бумаги. Подняв, Гришка развернул его. То было какое-то послание, написанное мелким, забористым почерком. Текст гласил:

«Жителю голубой планеты Земля – Шишкину Г. от представителей внеземной цивилизации с магнитной планеты Оуа, расположенной в планетной системе двойной звезды 2-МО под хвостом Большой Медведицы.

Совершенно секретно и конфиденциально…»

Гришка торопливо осмотрелся по сторонам и, убедившись, что за ним никто не подглядывает, вновь углубился в чтение секретного документа.

«… Предлагаем завтра, 21-го августа 1983 года, ровно в шесть часов утра по московскому времени, явиться в квадрат местности, обозначенный на рисунке, для участия в переговорах и решения неотложных проблем, затрагивающих вопросы дальнейшей судьбы вашей планеты и её жителей. Явка обязательна!

Р.S. О письме не распространяться: Боже упаси и помилуй! Иначе… Руки у нас длинные… В случае грозящей опасности быть застигнутым врасплох в момент чтения письма, оно должно быть незамедлительно уничтожено, непосредственно на месте, методом интенсивного разжёвывания с последующим заглатыванием».

Не успел Гришка опустить записку в карман, как на лестничную площадку вихрем ворвался Саня.

– Привет, Шишка! – с озабоченным видом поприветствовал он растерявшегося юнца.

Гришку как-то неприятно покоробило от такого вольного обращения с его фамилией, а Остапенко продолжал:

– Кузю Малышеа не видал? Он к тебе, случайно, не заходил?

– Скажешь тоже! – невнятно пробормотал тот, энергично работая челюстями. – Я и случая-то не припомню, чтобы его нога переступала этот порог.

– А-а, ну конечно, конечно, – как-то уж неопределённо согласился с ним Саня, в упор глядя ему в лицо. – А чего это ты там жуёшь? – полюбопытствовал он. – Поделился бы что ли!

– У-у-у, – не раскрывая рта, натужено выдавил из себя Гришка, производя заключительное, глотательное движение. – Да это я карамельку… Извини, последняя…

– Ну, тогда я пошёл! – бросил в его сторону Саня. – Будь здоров, и не кашляй!

– Бывай! – Шишкин был явно озадачен не столько появлением, сколько поведением Остапенко…

А вечером того же дня, перед наступлением сумерек, друзья мчались на велосипедах по противоположному реке спуску в сторону холмистой лесостепи. Километрах в пяти от черты города они завернули за один из холмов, поросших березняком.

Оставив в сторонке велосипеды, они извлекли из травы заранее припасённую десятиметровую жердь и углубились в высокую, сочную луговую траву.

– Стой, Кузя! – обратился к другу Саня. – Крепи свой конец.

Тот воткнул в землю огромный гвоздь, вбитый и торчавший на самом конце жерди, перпендикулярно её продольной оси.

– Ты попридерживай, на всякий случай, свой конец, а я буду крутить, – последовало Санино указание.

Ухватившись за противоположный Кузиному конец жерди и прижимая её к земле, Саня стал тянуть её, увлекая за собой по окружности, с центром в том месте, где стоял Кузя.

Работа оказалась не из лёгких: требовалось изобразить большой круг из примятой к земле травы. Пройдясь жердью по тому же кругу ещё несколько раз, чтобы основательней примять траву, под самый корень, друзья спрятали жердь в лесочке. Прихватив с велосипеда привезённую с собой штыковую лопату, друзья подошли к центру круга.

– Поторапливаться бы надо, – озабоченно посоветовал Кузя, зябко ёжась от вечерней прохлады, начинавшей бесстыдно забираться за воротник рубашки, и – ниже, в недозволенные места, – а то скоро совсем уже стемнеет.

Они быстро вырыли в центре круга неглубокую яму диаметром в один метр, накидали в неё ворох сухостоя, валежника, сухой травы, и подожгли. Подождав, когда костёр потухнет, друзья разворошили его, для соблюдения техники пожарной безопасности основательно замочили и тронулись в обратный путь.

На следующий день, с самого утра, по Крутогорску поползли разноречивые слухи о приземлении где-то в окрестностях города неопознанного летательного объекта, с гуманоидами на борту, разумеется.

С видом праздношатающихся, друзья прогуливались по городу, прислушиваясь к разговорам прохожих. Две женщины, одна – худая, другая – полная, о чём-то оживлённо судачили.

– Ну-у, Дуська, всё, – заговорщически молвила худая, – начало-о-ось! Хорошего от этих пришельцев ждать нам нечего. Помяни моё слово: война будет!

– Тьфу ты, типун тебе на язык! – вытаращив глаза, испуганно произнесла полная. – Полно тебе, Шурка! И среди них, наверное, хорошие люди сыщутся. Авось всё миром обойдётся…

Друзья шли дальше, и повсюду:

– Вы слышали?..

– Да быть того не может!..

– … да-да, целая эскадрилья, и все вооружены, до зубов…

– Да они же беззубые…

– Не уверен!.. Но говорят – такие маленькие-манюсенькие, а сами – зелёные, что трава: от злости наверное…

Город шумел, как потревоженный улей. Друзья давно уже обратили внимание на тот факт, что весь существующий в Крутогорске транспорт, переполненный пассажирами, спешил куда-то в одном направлении. Куда?, друзья предполагали с определённой степенью точности. Повсюду, образовав небольшие, мобильные кучки, о чём-то на ходу переговаривались и спорили прохожие, вливаясь в общий поток куда-то спешивших людей.

Было тихое, солнечное воскресное утро. От асфальта, только что политого водой, тянуло приятной, сладковатой свежестью, щекотавшей в носу. Слышалось весёлое, многоголосое щебетание птиц, порхавших в синеве воздушного океана и скакавших по веткам старинных тополей, стеной выстроившихся вдоль обеих сторон главной улицы.