Марат Байзаков - Байки из F@cebook

– Ну что Вы, что Вы, конечно же, нет, миллион-то лет назад, помилуйте! – как-то ехидно захихикал мой попутчик. – Я всего лишь хотел сказать, что помню, что читал об этом где-то, вот и всё.

– Ясно, – пробурчал я, нутром чуя, что про географию ему вопросы, пожалуй, лучше не задавать.

– Ладно, – продолжил я, – следующий вопрос из сферы экономики: кто был основателем теории монетаризма?

Тут мой мадагаскарец задумался, чем и приподнял мне настроение, что аж всем пешеходам на пешеходном переходе я любезно уступил дорогу.

– Тут, знаете-ли, – наконец он промолвил, – странная ситуация получается. Ну вот сами посудите: само название «монетаризм» исходит от Карла Бруннера, ну тот самый швейцарец, который был удостоен премии «Адама Смита», а вот основоположником теории «роли количества денег в макроэкономике» всё же является Милтон Фридман, которому ещё в 76-м Нобель вручили.

Затем он как-то по-философски задумался чуток и, нервно теребя свой рюкзак, затараторил:

– Хотя, знаете, я, как ярый сторонник кейнсианства, отказываюсь отвечать на Ваш вопрос о монетаризме.

Я, немного съёжившись, осторожно возразил ему:

– Ну, так Вы уже, как бы, ответили. И ответили, надо сказать, правильно – Фридман и был основателем монетаризма.

– Протестую, – чуть ли не вскрикнул кейнсианист, – не называйте при мне эту мерзкую фамилию!

Я, пожалев, что не взял в попутчики женщину с телефоном, замолчал.

– Ну давайте уже Ваш третий вопрос, чего ждете-с? – как-то даже по-чеховски потребовал у меня пассажир.

Ну, я ему про литературу и решил задать вопрос:

– Я уверен, уважаемый, Вы читали «Божественную комедию» Данте, а вот скажите, кто же автор «Человеческой комедии»?

Пассажир вдруг удивленно взглянул на меня:

– Кааак кто? – искренно произнес он. – Так ведь Бальзак же писал, ну Оноре! Ужель ошибаюсь? Он ведь, ещё в 18 веке, своим реализмом внёс новаторские веяния в изящную словесность Европы.

Казалось, мой попутчик, замолчав, мучительно о чем-то вспоминал, а потом, вдруг встрепенувшись, продолжил:

– А вот вы знаете, что он, ну Бальзак этот, следуя литературной моде, напечатал несколько романов в духе «неистового романтизма», а позднее сильно жалел об этом, называл их «сущим литературным свинством» и ужасно стыдился их.

Потом мой чудак-пассажир как взорвётся гомерическим смехом, что я, испугавшись, сильно нажал на тормоза.

– Говорят, что Бальзак считал мужское семя субстанцией мозга, – как ни в чем не бывало, продолжал он, – поэтому предпочитал не растрачивать его попросту. А однажды он признался своей даме, что сегодня утром он лишился романа! Вы представляете, целого романа!

Тут мы уже оба хохотали над Бальзаком.

Я высадил своего первого и пока что единственного победителя там где он просил. Денег, разумеется, не взял. Отъехав, я долго не мог прийти в себя. Мне всё казалось, что я только что подвёз самого Вассермана!

«Главное, – подумал я вдруг, вспомнив про субстанции мозга Бальзака и целибат Вассермана, – чтоб он с дури обет целомудрия не принял».

Раньше я бегал по утрам. После долгих, чуть ли не со слезами на глазах, прощаний с подушкой, я призывал EMINEM хоть как-то облегчить моё тяжкое утреннее начинание. Тот из моих наушников ритмично приступал кого-то поносить, разнося за одно, в паре с утренним холодком, остатки сна в моей голове.

Но вот недавно решил я пробежаться ночью, этак ближе к полуночи. Нормальные люди в это время уже спят, ну, или сидят на Фейсбуке (и читают мои перлы!), а не перелезают забор школьного стадиона, чтоб потом как угорелый носиться по нему, наматывая в кромешной темноте круги, жадно глотая ртом минусовой воздух.

На самом старте, под турниками, я распознал два силуэты, временами сливающиеся в одно целое. Молодежь! – подумал я. – Видимо не спится, отрабатывает в темноте дыхательные упражнения.

На первой стометровке, к моему огромному удивлению, столкнулся я с дамой, бегающая трусцой и… с телефоном, прижатым к уху:

– Вот сволочь! – периодический вставляла она в разговор. – А ты ему что? Умничка! А он тебе? Вот сволочь!

Обогнал её. Во второй стометровке, откуда не возьмись, нагнала меня борзая. Я замер. Та небрежно понюхала меня, кусать не стала, и отошла прочь, видимо не понравился я ей, оно и неудивительно, потный я и моей-то особо не по вкусу.

– Вы здесь наверно новенький, – подбежав откуда-то хозяин собаки, стал пояснять мне, – вот он Вас и обнюхивает! Вы не бойтесь!

У них тут что, «клуб анонимных полуночников», что ли?! – подумал я.

Успешно пройдя крещение собакой, я продолжил пробежку. На финишной прямой я наткнулся на целую группу бабушек – божьих одуванчиков. Впрочем, старушки в трико Adidas, кроссовках Nike и в буденовках – картина не для слабонервных, скажу я вам, одуванчиками тут и не пахнет.

На мгновение я представил себе, как каждый день весь этот честной народ в полночь дружно перелезает 3-х метровый забор школы и устремляется в стадион. Видать секта какая! На мгновение мне стало даже жутковато.

Это я потом уже узнал, что в заборе существует отверстие, потайной вход, но знают о ней только свои, крещенные борзой. Теперь я бегаю исключительно по ночам.

Звонил вчера друг, по голосу было ясно, набравшийся изрядно. Говорит, подъезжай, угощаю. Я спросил о поводе.

– Она всё-таки это сделала! – прохрипел гордый голос в трубке. – Поступила в этот чёртов универ!

– Лига Плюща? – спросил я моментально.

– А то! Плющнее только Гарвард! – уже рыча, ответил голос в трубке. – Cornell (Корнелль) University зовётся!

В Штатах, как известно, более 4000 ВУЗов и только 8 из них считаются ТОПовыми, и входят они в так называемую «Лигу Плюща» («The Ivy League»). Гарвард, Йель, Принстон, Дартмут, Пенсильвания, Колумбия, Браун и, конечно же, Корнелль, все они частные элитные университеты, куда, ясное дело, попасть ужасно трудно, а уж оплатить учёбу в этих ВУЗах простому смертному так вообще нереально.

Словом, помчался я к другу на всех парусах поздравлять, ибо знал только я, что это для него значило, кто такая «она», и почему так важен этот пресловутый «Плющ».

Предыстория длинная, путанная, с перешибленными судьбами и разбитыми мечтами, описывать – так Word’а не хватит. Ну, а если коротко, то не было у друга своих детей, а была племянница, что росла без отца. Вот и опекал он её, как свою. Это и была – «Она».

Подолгу вынашивая отцовские чувства для будущего сына, он со временем выработал свой метод воспитания Личности, спартанской Личности.

Дабы избежать гендерных преград в процессе воспитания, он первым же делом привил ей понятие – «ЛИДЕР». Всегда, когда девочка срывалась, плакала, он неизменно повторял ей, что «Лидеры (а не мужчины!) никогда не плачут и никогда, ни в коем случаи не сдаются!».