Игорь Голубятников - По банановым республикам без охраны. Роман-путеводитель

Оставшиеся на земле видят, как первого из поднятых, крепко схваченного за руки и за ноги, воины кладут на каменный алтарь, лицом к равнодушной луне. Даже снизу нам видно, как выпяченная вверх грудь несчастного вздымается в судорожном дыхании. Из внутреннего помещения торжественно выходит жрец в тяжелом оловном уборе, с массивными золотыми браслетами на руках и ногах, препоясанный по груди и по чреслам ремнями с ожерельями из нефрита и перламутровых раковин и подведенными черной краской горящими глазами. Музыка смолкает, а за ней постепенно утихает и рев толпы. Все взгляды собравшихся внизу теперь прикованы к вершине пирамиды со стоящим возле алтаря жрецом. Он дожидается полной тишины, которую даже дикие обитатели сельвы не осмеливаются прерывать, простирает вверх руки и говорит, обращаясь к висящей прямо у него над головой гигантской луне:

– At Tzáqol, at Bí tol, qojaztú, qojawakáxaj, man qojamestaj, man qojamalij, at kawawil chi kaj, chi ulew, Rukú́x Kaj, Rukú́x Ulew, Tayátaqetal, qatzij, ri xtibé qíj… (О, ты, Тсаколь, о, ты, Битоль, посмотри на нас, услышь нас, не оставляй нас без своего покровительства, о, ты, кто на небе и на земле, сердце Вселенной, дай нам будущее, продолжение рода, до тех пор, пока Солнце и Луна будут ходить по небосводу)..

Кто-то из его помощников, низко склонив в почтении голову и вытянув далеко вперед руки, подает ему широкий обсидиановый нож, хищно поблескивающий в лунном свете, и жрец, коротко замахнувшись, вонзает его под ребра извивающемуся пленнику. Ловко орудуя острым клинком, вспарывает несчастному грудную клетку от края до края, засовывает внутрь по локоть правую руку, и, нащупав то, что искал, оскаливается звериным оскалом и вырывает из еще живого человеческого тела окровавленное сердце! Подняв его над головой, так, чтобы видели все собравшиеся на площади, жрец предлагает трепещущее сердце неподвижно застывшей Луне, что-то крича при этом. Толпа уже даже не ревет, а воет непотребно, сердце в руках жреца вздрагивает еще несколько раз, выплевывая из себя остаток крови, и, наконец, покорно утихает. Жрец бросает его на хищно взметнувшийся от радости жертвенный огонь. А безжизненное тело уносят на другую сторону пирамиды и сбрасывают вниз, как мешок с навозом.

Из-за звериных воплей толпы даже не слышно звуков бьющегося о ступени несчастного куска плоти, бывшего всего десять минут назад живым человеком. Мы, все стоящие внизу, окончательно падаем духом. Кто-то плачет, кто-то воет не по-человечьи от охватившего все естество ужаса, кто-то мочится под себя, не замечая этого.. Когда мне связывают запястья и тащат наверх, влажные остроугольные камни пирамиды сильно обдирают кожу в нескольких местах, оставляя на теле длинные кровоточащие борозды. Но я не чувствую боли. Я вижу только нависшую надо мной огромную равнодушную луну и слышу доносящийся откуда-то снизу рев вконец обезумевшей толпы, узревшей еще одно доживающее в руке жреца сердце. Меня крепко прижимают к липкому от крови каменному ложу, перехватывают смертельными объятиями руки и ноги, на долю секунды зловещую луну закрывает тень занесшего надо мной обсидиан жреца и – я чувствую острую жгучую боль под левым соском.

Инстинктивно хватаюсь за уколотое место, прихлопнув при этом ладонью то ли комара, то ли еще какую кровососущую тварь. Весь в липком поту привстаю, неуклюже сажусь на скамью, спускаю на живот задравшуюся во сне футболку и очумело думаю, что же это за дикость такая, и из какого фильма ужасов, мне только что приснилась?

Поглядев по сторонам, обнаруживаю, что испанцы и японцы бесследно испарились вместе с послеполуденной влагой. Откуда-то из подкорки выныривает тягучая мысль о том, что, если и я, хотя бы ползком, не начну тотчас же двигаться по направлению к выходу из парка, то мне придется самому искать себе пристанище на ночь в ближайших окрестностях. И что-то совсем уж, поверьте, не хочется, чтобы это было нечто похожее на дырявую тростниковую хижину из моей кошмарной сиесты!

Бегу к турбюро так, как будто за мной гонятся свирепые воины Тикаля. Слава Богу, автобус еще не уехал. Гид понимающе улыбается и ободряет меня, говоря, что туристов частенько размаривает беготня по ступеням храмов в удушливом воздухе сельвы. В любом случае, они бы без меня не уехали. Да, господа, это вам не Россия, где ваши сумки могут погрузить в автобус, получить деньги за проезд, а потом спокойненько отчалить, пока вы отлучились пописать на минутку!

Пока едем назад во Флорес, я расспрашиваю гида о том, как мне лучше завтра добраться до Белиза. Мне очень хочется посмотреть тамошний барьерный коралловый риф. Говорят, он похож на свой знаменитый австралийский аналог, только размером поменьше. Во всяком случае, второе место в мировом коралловом рейтинге ему все равно принадлежит по праву. Предлагаю парню двадцать долларов за посредничество. Гид смотрит на меня вначале как на сумасшедшего богатенького Буратино, потом понимает, что я действительно собираюсь это сделать, и обещает поговорить с кем-то по возвращении в город. На том мы и останавливаемся. А пока продолжаем с ним наши научно-познавательные разговоры, чем немедленно приводим испанскую молодежь в безразлично-зевотное состояние. Высадив у аэропорта всю тинэйджерскую команду, гид просит шофера проехать прямо в центр города в отель «Петен», где я быстренько плачу за ночь, кидаю свой рюкзачок, и мы едем куда-то дальше в темноте. Гид оживленно о чем-то болтает с шофером, наверно, оба довольны заработанным за день. Но я их особо не слушаю, так как все еще до конца не очухался от достопамятной сиесты. А пока мы оставляем, справа по борту, какую-то странную, уходящую в никуда, то есть, прямо в воду, дорогу. Похоже, что это какая-то коса или плотина, потому, что вода блестит с обеих ее сторон. Гид оборачивается и сообщает, что это самая старая часть города, расположенная на острове, на месте павшей в войне с конкистадорами последней столицы майя Петен-Итца. Видимо, успокаивает меня. Подъезжаем к какому-то едальному заведению со множеством припаркованных пикапов. Заходим, я предлагаю пройтись по пиву. Ни гид, ни шофер не имеют ничего против, и я прошу бармена дать нам tres servezas, por favor (три пива, пожалуйста).

Пока нам выставляют бутылки и снеки, гид оглядывает зал, замечает кого-то и быстренько направляется к нему, оставив нас с шофером одних за барной стойкой. Через несколько минут он возвращается вдвоем с не очень опрятно одетым пузатым дядькой и объявляет мне, что у меня сегодня самый счастливый день.

Я слегка напрягаюсь. Почем у нас будет нынче счастье за килограмм? Знакомимся с дядькой. Он, оказывается, едет завтра по делам в Бельмопан, малолюдную столицу Белиза, называвшегося когда-то Британский Гондурас. А еще раньше принадлежавшего Гватемале. Из-за чего по сей день на гватемальских картах граница-то с Белизом как бы и проведена, но зато нет названия государства по ту сторону границы. Поскольку, надо полагать, по мнению властей, оно продолжает быть территорией Гватемалы. Вот, объясняю я своему новому знакомому, на территорию этой безымянной страны я и хочу попасть. Поможете?