Светлана Березовская - Особняк на Рейне

С этими словами Хенсель извлек из сумки темно-серую меховую шапку и водрузил ее на голову Альбену, развязав веревочки, чтобы «ушки» болтались свободно.

– Они называют ее «ушанка», – пояснил Хенсель. – Я спрашивал, почему она так называется, но мне так никто внятно и не ответил. Наверное, это из-за свисающих на уши краев шапки, что, разумеется, нетрудно предположить.

Альбен коснулся рукой пушистой макушки шапки, потом «ушек», а затем устремил взгляд на Хенселя. Тот тихо захихикал.

– Что? – спросил Альбен недоуменно. – Неужели, я так смешно выгляжу в ней?

– Это надо сфотографировать: потомственный немецкий граф в русской меховой шапке, – заявил Хенсель. – Тебе б еще балалайку в руки и водку! О, да, и медведя рядом!

Стереотипы Хенсель воспринимал исключительно как повод немного посмеяться. Конечно, Россия всегда ассоциировалась у иностранцев с ушанкой, балалайкой, водкой, снегом и медведями, но ведь наступил уже 2025 год, многие стереотипы давно развенчаны, хотя, даже сейчас, если спросить у иностранца, с чем ассоциируется Германия, они вспомнят либо Вторую мировую войну, либо Октоберфест, штаны с подтяжками, сосиски и пиво. Стереотипы все еще играют определенную роль в освоении культуры другой страны, и, скорее всего, никогда этой роли не лишатся.

Альбен снял с головы шапку и, осмотрев ее со всех сторон, положил на столик около кресел.

– Спасибо, – поблагодарил он Хенселя, выуживающего из сумки коробочки. – Не ожидал, что ты мне привезешь сувенир. Но это очень полезная вещь, правда.

– Это ж еще не все! – сразу предупредил Хенсель. – Ты же знаешь, я из длительных поездок и так не возвращаюсь без сувениров, а лучшему другу грех что-нибудь не привезти.

Сувениры и подарки со стороны Хенселя были проявлением внимания и того, что писатель очень ценил дружбу с Альбеном. Хенсель привозил из-за границы все, на что натыкался его полный неуемного любопытства взгляд: предметы одежды, напитки, какие-либо статуэтки, фигурки, и обязательно что-нибудь из этого доставалось в подарок Альбену. Но даже самые, с виду, ненужные безделушки Альбен любовно хранил как напоминание о той или иной поездке товарища. Фон Дитриху порой было слегка неловко: Хенсель заваливает его кучей подарков каждый раз, а Альбен, имеющий огромное состояние, даже если съездит за границу, не привозит ни одного сувенира ни себе, ни ему. Чтобы исправить такое положение, Альбен договорился каждые несколько недель посещать вместе с Хенселем рестораны за свой счет. Лебнир не возмущался и не спрашивал, с чего это вдруг. Он воспринимал это тоже как внимание к себе и заботу со стороны Альбена. Эти двое были тесно связаны друг с другом еще с раннего детства и даже уже не представляли жизнь один без другого.

Фон Дитрих наклонился ближе, однако из-за столика ему все равно не было видно, что делает Хенсель. Наконец, тот извлек из коробочки фигурку, выстой со стакан, по форме напоминающую широкую маленькую кеглю с нарисованным на ней личиком и народным костюмом, и подвинул ее поближе к Альбену. Тот аккуратно взял ее в руки и принялся рассматривать. Альбен знал, что это такое: он видел похожие фигурки на буклетах – традиционный русский сувенир.

– Это традиционный русский сувенир, – рассуждал он. – Прости, я давно последний раз был в России и уже не помню, но, кажется, он называется «матрешка»?

Хенсель кивнул.

– Да, это куколка-матрешка. Она открывается. Потяни за голову, – объяснил он.

Альбен чуть сильнее потянул, и верхняя часть матрешки была снята. Внутри самой большой матрешки обнаружилась еще одна, поменьше. А внутри той еще одна… Альбен увлекся раскрыванием матрешки.

– Суть матрешки, как мне рассказали, заключается в том, что внутри самой большой еще одна, потом еще одна, и еще одна, и так до самой маленькой, – рассказал Хенсель.

К этому времени Альбен закончил разбирать матрешку. Теперь перед ним на столе стоял ряд из десяти матрешек, от самой большой до самой маленькой, и Альбен с заинтересованным видом их разглядывал.

– Умная конструкция, – наконец, произнес он. – Спасибо большое!

– Когда руки заняты, мозг лучше работает, – намекнул Хенсель. – Можешь собирать ее, пока думаешь.

Альбен после этой фразы обернулся и устремил взгляд на книжный шкаф, где покачивались шарики в модели Ньютона.

– У меня есть стимулятор умственной деятельности, – сказал он, указав назад.

Хенсель сделал страдальческое лицо и вздохнул.

– Альбен, ради бога, убери ты эти шарики проклятые с глаз моих: они мне уже ночью в кошмарах снятся! – взмолился он.

Альбен рассмеялся.

– Ладно-ладно, уберу их, и поставлю туда матрешку, – пообещал он. – Кстати, она отлично вписывается в темно-красный интерьер комнаты. Ты ее специально подбирал?

В вопросах сочетания цвета Хенсель не был силен. Он носил исключительно то, что ему нравилось, и писатель не обращал никакого внимания на то, что красные кроссовки плохо сочетались со светло-голубыми джинсами и темно-зеленой рубашкой в клеточку даже в стиле современного стрит-арта. Поэтому вопрос Альбена его немного озадачил, но Хенсель быстро нашелся, что ответить.

– Нет, – признался он и развел руками. – Я просто смотрел, какая мне больше понравится.

Альбен рассмеялся.

– Боже, Хенсель, я тебя обожаю, – заявил он и повторил свой вопрос. – Чайку налить?

– Чай? – переспросил тот, подняв глаза на товарища, и улыбнулся. – Не откажусь.

Хозяин квартиры скрылся на кухне. В этот момент Хенсель нащупал в кармане куртки что-то холодное и острое, и либо его приобрело напряженное выражение. В этом кармане лежал железный крест, бывший, в разное время, символом сначала Второго Рейха, потом Веймарской республики, потом и наградой Третьего Рейха, но не простой: сверху его пронзал насквозь меч, а за крестом виднелись два перевернутых флага. Он доказывал принадлежность Хенселя Лебнира к одной печально известной подпольной фракции – «Сопротивлению» – поэтому лежащий в кармане Хенселя крест называли «крестом Сопротивления». Писатель был не просто ее членом: он был главой немецкого отдела. О связи писателя с подпольем было известно только самим членам «Сопротивления», но больше никому. Даже Альбену Хенсель не мог об этом рассказать, и у него были на то причины, одной из которых было то, что Альбен фон Дитрих состоял в высших правительственных структурах. Лебнир не боялся доноса на свое имя – он опасался за жизнь самого Альбена. Информация о членах «Сопротивления» держалась в секрете. Хенсель давно подозревал, что у Канцлера и силовых структур шпионы повсюду, поэтому Лебнир продолжал хранить этот опасный секрет.

Хенсель задумался, когда услышал голос вернувшегося Альбена: