Макс Коэн - Однажды в Брюгге. Правдивая история вампиров

– Петр Плогойович 8, – быстро сказал Карло.

Вампирши и Степан совершенно одинаково сморщились.

– Ну конечно, – сказал Рюрикович. – И устроим гей-клуб. Нет, я не против вас, извращенцев, но только не в совете.

– К тому же, тогда получится перевес в сторону славян, – поддакнула Ваобан. – А нам не хватает только вернуться к феодализму.

– А мне нравится феодализм, – возразила Ламия. – Инквизиция, пытки, костры для рыжих ведьм…

– Дамы! – снова повысил голос Асанбосам. Он терпеть не мог онлайн-конференции именно по причине сложности наведения дисциплины. – Прошу соблюдать порядок, иначе я вас отключу!

Вампирши замолчали, однако сверлить друг друга красноречивыми взглядами не перестали.

– Еще кандидаты?

– Брахмапаруш 9, – сказала Ламия. – Индия нам нужна.

– Зачем, интересно? – спросила Ваобан. – Купаться в Ганге с мертвецами? Или тебя манит Болливуд?

– Кстати, о кино, – игнорируя Ваобан, продолжила Ламия. – Что, правда, у Шварцтейнов связи в Голливуде?

– Нет, ты путаешь, – ответил Карло, зевнув. – Это у Вайнштейнов 10связи в Голливуде. У Вайнштейнов и у Шварценеггеров 11. А зачем тебе?

Ламия заметно смутилась – или, может, на линии с Италией снова обнаружились помехи.

– Ни зачем. Просто интересуюсь.

– Ну конечно, – Карло подмигнул ей, понимающе ухмыляясь. – Тянет к звездам, да? А кстати, за кого голосует наш вегетарианец? Хотя нет, молчите, я знаю! Шесть букв, первая «С».

– Ничего смешного! – перебила его Ваобан. – Я тоже выдвигаю Софию Шварцтейн. Втроем нам будет легче противостоять всем вам, грязные шовинистические свиньи. Верно, Ламия?

– Верно, Ваобан, – неожиданно поддержала ее ливийка. – Ну, так что насчет Брахмапаруша?

– Мы его учли, – ответил за всех Асанбосам. – Степан?

– Асмунд 12, – сказал Рюрикович, сурово оглядывая уважаемое собрание. – А то что-то слишком много у нас тут истеричек.

– Принято, – Асанбосам кивнул, записывая на листочке очередное имя. – Остался я. Предлагаю Чьианг-Шиха 13. Китай, в отличие от Индии, нам действительно нужен.

Ламия демонстративно закатила глаза.

– Что ж, самое время проголосовать, – повысил голос Асанбосам. – Напоминаю, что каждый может отметить трех кандидатов и прислать мне их имена по электронной почте.

– Погодите, а Сандер? – спросил Степан.

– А что Сандер?

– Ты ведь можешь приписать его голос кому угодно, Асанбосам, – заявил прямолинейный Рюрикович. – Вскрывай конверт при нас.

– Поддерживаю, – сказала Ламия.

А Карло и Ваобан согласно кивнули.

– Поразительный пример недоверия, – начал было Асанбосам, качая головой, но его тотчас же прервали.

– Вскрывай конверт! – хором крикнули вампиры.

Все еще изображая оскорбленную невинность, Асанбосам оторвал узкую бумажную полоску от белого прямоугольника и вынул сложенный втрое лист бумаги.

– Брахмапаруш, Асмунд, Чьианг-Ших , – прочитал он, прежде чем развернуть записку к видеокамере.

– Потрясающе! – прошептала Ламия и тут же обвела имя Софии.

– С ума сойти! – пробормотала Ваобан, отмечая в списке свою кандидатку.

– Чертово травоядное! – хмыкнул Степан.

– Невероятно, но факт, – озвучил общие мысли Асанбосам, набирая на клавиатуре имя Софии. – Сандер проголосовал против обожаемой сестренки.

– Кажется, выходные будут интереснее, чем я ожидал, – заключил Карло.

Остальные довольно ухмыльнулись. Похоже, один из кандидатов был избран досрочно.

Сандер Шварцтейн стоял посреди Центрального вокзала Антверпена в полном восхищении. В Бельгии он не был уже лет сто, а уж во Фландрии и вовсе никогда. И почему никто не сказал ему, что здесь так красиво?

Огромный зал, напоминающий оперный театр (только вместо сцены были газетные киоски и лавочки с гадким человеческим фастфудом) потолками уходил в бесконечность, а огромные, украшенные золотом часы, висящие на одной из стен, сверкали, точно солнце.

Одетые в серое люди со смытыми вечно дождливой бельгийской погодой лицами, спешащие по своим ничтожным делам, обтекали Сандера, подобно грязному потоку. Однако коснуться не смели: казалось, вокруг вампира образовалось что-то вроде невидимого защитного поля, черту которого никто не мог пересечь. Впрочем, учитывая умение Сандера вмешиваться в мысли людей, наверняка так оно и было.

Впрочем, это не значило, что он был невидим. Проходящие мимо женщины бросали жадные взгляды на его высоченную фигуру, отмечая и нездешнюю королевскую осанку, и бледное узкое лицо с горящими, как угли, глазами, и неожиданно яркие губы, уголки которых были словно приподняты в легкой улыбке, как у большого, довольного жизнью кота. Придирчивый наблюдатель мог бы счесть его лицо слишком продолговатым, а нос – несколько более крупным, чем положено классическому красавцу, однако таких обычно не находилось: в качестве тайного, но безотказного оружия в арсенале Сандера имелись белозубая улыбка и исключительные способности к гипнозу. Одет Сандер был в неуместно шикарный черный костюм и шляпу, словно у героя послевоенного фильма. Безупречно наглаженные стрелки на брюках были остры, точно лезвия бритвы, а в отполированных до блеска ботинках отражалась золотая вокзальная роскошь.

– Восхитительно, – пробормотал Сандер, неохотно отводя взгляд от переливающихся на солнце настенных часов. Голос у вампира оказался низким и до того медово-густым, что воздух вокруг него завибрировал, словно при легком, но небезопасном землетрясении. Несколько женщин обернулось на звук и пронзили Сандера жгучими взглядами. Другой вампир бы на его месте, наверное, выбрал самую симпатичную и отправился в компании ее будущего трупа проверить, отвечают ли местные туалеты высоким стандартам, заданным роскошной парадной залой, однако этот даже бровью не повел. Горячая кровь, текущая по венам местных красоток, его совершенно не интересовала по одной простой причине: Сандер Шварцтейн был вегетарианцем.

Хотя нет, вранье: причин было две. Вторая только что вбежала в зал через центральный вход и, сияя глазами, раскрыла объятия:

– Сандер!

При виде крошечной девушки, одетой в непонятное серо-черно-белое нечто явно дизйнерского происхождения, лицо вампира приняло глупое восторженное выражение, никак не вязавшееся с его внушительным видом.

– София!

Женщины в зале, даже те, что носили совершенно другие имена, тотчас же обернулись, – только чтобы увидеть, как кудрявое, как одуванчик, блондинистое существо ростом не более ста шестидесяти сантиметров с размаху повисло на герое их будущих грез. Герой, к слову, только и успевал, что деликатно поворачиваться то одной, то другой щекой к белокурой малютке, бескомпромиссно метившей накрашенными розовой помадой губами прямо в его кошачий рот.