Андрей Акулов - Панголин. Армия свободы

Панголин откусил кусок вяленого мяса и пошел дальше. Он огибал завалы гнилых стволов и постоянно прислушивался к звукам грибницы: стрекотанию насекомых, бренчанию листвы каменных деревьев, шелесту осоки, бульканью пузырей, кваканью лягушек. Изредка усыпляющую мелодию нарушали далекие крики цапли, писки крыс, карканье ворон.

Грэм в очередной раз остановился и прислушался к свисту пролетающих уток. За ним он чуть не пропустил короткий рык где-то на юге – химера. Панголин резко повернулся на звук, – и тут же там, метрах в трехстах, взлетели крысы. Похоже, она раздобыла себе обед. Грэм снял с плеча Зубастика, залез на ближайшее каменное дерево и осмотрелся. Он не боялся, что его кто-то заметит: у большинства хищников грибницы зрение слабое, чего не скажешь про слух и обоняние.

Химеры видно не было, но грифы в небе точно указывали место пиршества этого грозного хищника. К лесу полетела еще одна гарпия. Грэм нахмурился.

– Значит там гнездо. Не хотелось бы встречаться с ними в болоте. Надо скорей зайти в лес. Там мы будем в безопасности.

Послышались далекие раскаты выхода болотного газа – выдох грибницы. Пискнул Зубастик, карабкаясь по ноге.

– Ты прав, дружище, надо торопиться, скоро стемнеет, – сказал панголин и слез с ветки.

Примерно через час они вышли на твердую землю к опушке исполинского леса. Только тут Тень впервые заговорил:

– Ненавижу болото! Но тебе, похоже, нравится. Ты чувствуешь сссебя тут как дома.

– Мне нравиться греть пятки у костра, а тут я – панголин.

Грэм усмехнулся и впервые расслабился. Он прямо почувствовал, как спадает напряжение, как начинают ныть мышцы. Голова заболела. Сознание, раскинутое по болоту в чувственном восприятии, будто собралось воедино.

Раздался шум крыльев. Воздух всколыхнулся, и в нос ударило зловоние. Крик! – режущий уши, выворачивающий наизнанку металлический скрежет – гарпия! Зубастик зашипел. Панголин отпрыгнул в сторону – за куст, под защиту нависающих лап деревьев. Зубастик – на ветку. Тень исчез. Бестия зависла в воздухе, покачиваясь вниз-вверх: черная кожа блестит в заходящем солнце, глаза горят огнем, влажные клыки сверкают. Грэм выхватил стрелу, натянул тетиву… но не выстрелил: гарпия не полетит в лес – пустая смерть, и стрела на дороге не валяется. Послышался новый шум в кронах деревьев – прилетела еще одна, но панголин не видел ее: он пятился глубже в заросли, не убирая лук и стрелу. Лишь когда гарпия потеряла его из виду, коротко крикнула и улетела, он остановился. Вокруг мачтовый лес с густым подлеском, – и днем-то не очень светло, а сейчас тут были уже сумерки.

Один из кустов превратился в Тень и выругался:

– Вот же гадина!

Грэм подпрыгнул, схватившись за рукоятку меча.

– Ссспокойно, панголин, я всссего-лишь Тень.

Грэм облегченно вздохнул. Напряжение только на мгновение спало, и вновь он ощутил вокруг себя мир – сознание расползлось по лесу. Звуки превратились в материальные объекты: шорох в ветвях – Зубастик. Он спустился по стволу орешника и перепрыгнул панголину на плечо.

– Надо уйти вглубь. Скоро стемнеет, – сухо сказал охотник за слезой и пошел на запад, старательно выбирая путь в зарослях молодняка.

Примерно через полчаса, у толстого высокого бука он остановился и посмотрел в раскидистую крону.

– Переночуем тут.

Зубастик тотчас перепрыгнул на дерево и исчез.

Быстро темнело. Гамаки слегка покачивались. Ветер тихо шелестел листьями, словно напевая колыбельную. Вдалеке ухал филин. Изредка звенел комар. А со стороны грибницы лилась пестрая смесь треска насекомых и лягушек. Грэм попытался сохранить осознанность, но сон, спрятавшись в палитре звуков, мягко укутал сознание, успокоил мысли и унес в волшебную страну хорошо перетасованных сцен последних месяцев жизни. Картины пролетали перед глазами, как стадо бизонов: искаженное злобой лицо Филиппа в отблесках факелов; улыбающийся еретик за решеткой; жирное тело Буя, бьющееся в предсмертных судорогах; теплая липкая кровь на руках; махающий воображаемым мечом Визор на столе; восторженный Поланий с кувшином слизи; сверкающие щупальца Вдовы, ползущие по полу, стенам, потолку; бесформенный уродец Гибор, кромсающий ножом тело старухи; задумавшийся Волчок; искаженное яростью лицо Вергины; великан в поле колышущейся травы, отец Иаков… Образ настоятеля задержался дольше других. Грэм протянул к нему руки, попытался сказать: «Обман! Все обман!..», но слова вязли во рту, слипались в комки и падали на пол, разбиваясь на тысячи осколков. Отец Иаков улыбался и медленно уплывал в черноту, еле заметно качая головой, а панголин чувствовал возрастающую тяжесть в груди, будто невысказанные слова давили и мешали дышать…

Тьма взорвалась. Грэм вскочил и скинул с груди Зубастика. Потревоженный зверек потянулся, сладко зевая и щурясь от пепельного рассвета. Он заметил ползущую по веревке гамака жирную гусеницу и вмиг засунул в рот, причмокнул, облизнулся и спрыгнул на ветку. Панголин поежился от утреннего холода и скинул накидку.

– Ты прав, – сказал Тень, спускаясь с верхушки дерева. – Там гнездо гарпий.

Грэм глотнул воды из фляги и полез на макушку. Действительно, в километре на юго-восток на высохшем дубе было три огромных гнезда. Гарпии тоже только проснулись и занимались утренними процедурами.

Лес вокруг был на самом деле только узкой полоской деревьев, среди покрытого туманом болота – остатки некогда величественного бора, еще не порабощенного грибницей. На запад, куда и держал путь Грэм, полоса расширялась и таяла в серой дымке на горизонте.

Гарпии закричали, захлопали крыльями, и стая взмыла в воздух. Покружив немного над старым дубом, они полетели вдоль кромки леса осмотреть свою территорию.

Панголин спустился под защиту деревьев. Тень уже собрался и сидел на ветке. Он жевал вяленое мясо и от удовольствия пускал по телу разноцветные волны, а Зубастик внимательно наблюдал за игрой цвета. Грэм отвязал гамак, сложил в сумку и спрыгнул на влажную землю.

В лесу было безопаснее, чем в грибнице, и они двигались довольно быстро. Вот уже пропали звуки болот – затерялись в зарослях гигантского папоротника, перекрылись голосами птиц и шумом листвы. По пути встречалась черника, и Грэм не упускал возможности полакомиться спелыми ягодами. Тень недовольно цокал языком, останавливаясь у очередной поляны, а Зубастик тут же отыскивал упавшее дерево, доставал из-под коры белую толстую личинку и смачно чавкал.

После полудня они вышли из поросшей осокой низины к пойменным лугам. И вскоре перед ними предстала широкая река с песчаным пляжем.

– Кишкияка, – сказал Грэм. – Другой тут быть не может. Она несет свои воды намного южнее Подгора и протекает через Мироград – нам по пути. Если убьем бизона, можно будет сделать из шкуры лодку.