Любовь Данилова - Каменная птица папороть

– Конечно, но не потребуется. Ты упорен и неутомим, и поэтому обречён на успех! – рассмеялась Анна, ласково глянув на мужа.

– Думаешь? – сощурился не очень-то легковерный учёный, но вслух рассуждать продолжил: – А всё-таки не даёт мне покоя одна странность, одна находка. Курьёз? Барбот де Марни, считай, за пёрышко мечту словил!

– Что за находка? Почему я до сих пор не знаю?! – удивилась Анна, не однажды слышавшая, с каким восхищением говорили о Николае Павловиче в кругу специалистов. Это был выдающийся российский горный инженер с французской фамилией, геолог, профессор Петербургского горного института.

– А ты спрашивала?

– А ты рассказывал? Где, когда?

– Тридцать лет назад, на Вычегде. Две реки, Сухона и Юг, образуют третью – Северную Двину, а у Котласа в неё впадает Вычегда. Она течёт с востока, – глянув на солнце, рукой указал направление Владимир Прохорович. – Это где-то там. Так вот, поднимаясь вверх по Вычегде, Николай Павлович нашёл то, чего не удавалось обнаружить предшественникам.

– Догадываюсь, что это был камень, – снова улыбалась Анна.

– Но какой! С отпечатком пермского хвоща!

– Велик ли?

– Мал золотник да дорог! С твою ладошку, Аня. Уникальная находка. Казалось, что курьёзная. Откуда здесь фоссилии 15 15 Фоссилии (лат. fossilis – ископаемый) – окаменелости, остатки организмов геологического прошлого, включая следы их жизнедеятельности. ? Случайность?

– А почему их не может здесь быть? – недоумевала Анна. – Первая находка всего лишь.

– Но, чтобы доказать, надо найти ещё. У нас пока и по всей России очень мало примеров. Но то, что есть, уже смущает. Помнишь, я показывал тебе в Лондоне окаменевшие раковины пресноводных моллюсков из европейских отложений? В России двустворки тоже попадаются, но совсем другие. И опять же странность: уж очень они похожи на пермских моллюсков родом из южноафриканской пустыни – с плато Карру! Не видел бы этикеток в коллекции Британского музея – принял бы за наши.

– Где сходятся две странности вместе, нет ли закономерности? – мудрая женщина задала вопрос, который давно волновал ученого. Но своими догадками он уже делился со специалистами. А что в результате? Коллеги только посмеялись над ним. Мнение маститых ученых было незыблемым: пермская фауна северных и южных материков резко различалась и не могла иметь ничего общего.

– Не упускаем ли мы из виду, насколько значительно за миллионы лет менялись очертания материков?

…Но тут засуетились пароходские, готовя чалку 16 16 Чалка – причальный канат. . Пора брать дрова. Вереница поленниц по мере приближения к берегу вырастала на глазах. О чём говорили дальше, Петя не слышал. Ушёл, чтоб не путаться под ногами.

Как паровой котёл, закипал капитан:

– Ссажу-у-у! Забирай пожитки!

Металась по берегу молодуха. Надорвала голос от крика:

– Нюрка, Нюрка!

Искала дочку и за поленницами. И в ивняке у воды мелькал пестроцветный сарафан. Всё без толку.

– Окстись, Осип Иванович, – осадил капитана Зепалов. – Как они доберутся? Здесь других дорог нет. Нешто не жалко? Следующий пароход? Околеют ждать! Искать будем, охватим пошире, – и решительно спрыгнул на берег. За ним ринулись и другие: и студент – красноборское вищенье, и светлоглазый, как кокшеньгская чудь, фершал, и даже старичок в прюнелевых ботинках.

– Не ходили бы вы, промочите ноги, – попытался остановить его Владимир Прохорович, а сам уже громадными шагами мерил бечевник: приглядел распадок с натоптанной тропкой, решил заглянуть. Не там ли спряталась, а теперь мамкиной вицы 17 17 Вица – гибкий прут, ветка. боится?

За Амалицким увязался и Петя. Отец кивнул:

– Гляньте в логу-то, гляньте.

Тропка из зарослей купальницы вывела к ручью, ручей зашептал о прохладе леса. В сумраке береговой расщелины терялись краски. Еловые ветви колючим занавесом закрывали обзор. Владимир Прохорович приподнял одну из них, Петя поднырнул первым. В логу пахло влажной землёй. Сквозь прелую прошлогоднюю листву проросли редкие кустики черничника, топорщился багульник, рядом с ручьём пробивался к свету и влаге белокрыльник, упрямо разворачивал зелёные ладошки, пронзённые белёсыми тычками соцветий. Царившие над травяной мелочью пышные папоротники бросали причудливые резные тени, покачивали опахалами листьев.

Амалицкий, прошагав мимо, осматривал склон: разве удержишься! Нет, даже здесь, несмотря на порядочную крутизну, – ни одной осыпи. Склон изрядно задернён. Ближе к Тотьме он ожидал увидеть другое. Когда же?

Петя, обшаривая папоротники, прервал раздумья учёного:

– А в Устюге вы будете?

– Да, Устюга нам не избежать. Но до этого придётся изрядно поработать, – подумал и уточнил. – Очень надеюсь, что получится поработать.

– Откуда тут баламолки 18 18 Баламолка – растение купальница. ? – оторопел Петя, недослушав. – Ой, – и, запнувшись, чуть не упал в заросли.

Куст папоротника ожил и взвыл:

– Не буду больше! Мамка, прости меня!

Петя с трудом удерживал Нюрку – упорно брыкавшуюся беглянку, дрожащую от холода и страха, но с охапкой купальниц в руках. Букет украшали зелёные перья папоротника.

Владимир Прохорович подоспел вовремя:

– Мамки пока нет, так что давай потише, – невозмутимо подхватил упиравшуюся девочку на руки и вынес на свет.

Рассыпавшиеся по берегу попутчики, увидев найдёнку, обрадованно замахали руками. Возвращались быстро. У самого парохода Владимир Прохорович спустил Нюру с рук, что-то шепнул ей на ухо. Та кивнула и со всех ног бросилась к Анне Петровне, ожидавшей мужа на сходнях, решительно протянула букет:

– Тёта, на! – и тут же спряталась за мамкин подол. Подоспевшая зарёванная молодуха смутилась и, прежде чем увести девочку, принялась кланяться и извиняться:

– Ой, нашла что барыне-то – баламолок с папоротью!

Анна не слышала ничего, зарывшись лицом в росистые и сочные соцветия, в желтые бубенчики купальниц.

– Пока дрова грузили, вон что удумала! Цветочки! – ворчал капитан, потихоньку спуская пар. – Где и нашла.

– Вот тебе, Ань, и папоротника цветок. Оказывается, он жёлтый, – любуясь женой, ласково пошутил Владимир Прохорович.

– Ничего смешного, Володя. Цвет папоротника наделяет человека особенным зрением, позволяет видеть то, что находится глубоко под землей, раскрывает перед ним земные недра, – поднимаясь на палубу, чеканила по трапу каблучками Анна.

– Надо же, бесценный инструмент! А мы тут с молотками, с зубилами. Но посмею тебя разочаровать. Как говаривала моя нянька, у ту ночь найти из папоротника цвет – будешь знать, шо собаки брэшуть. Всего-навсего, – не унимался Амалицкий.

Анна не согласилась:

– Ну, это у вас на Волыни.