Томаш Пациньский - Линия огня

Он погасил закрепленный под стволом фонарь. Откинул полу пальто, воткнул пневматический пистолет за пояс, не забыв проверить большим пальцем, встало ли оружие на предохранитель. Вот это он никогда не забывал проверить. Урок усвоил еще в Афганистане, на примере приятеля, имени которого никто не помнил с тех пор, как хлопец сунул за пояс снятый с предохранителя "макаров" с патроном в стволе. С тех пор его все называли Полумакаренко, потому что у него осталось только одно яичко.

Дед прикрыл глаза, чтобы быстрее привыкнуть к темноте. Ладонь охватила знакомую рукоять глока. Он постоял несколько секунд, готовясь к действию. А потом пнул изо всех сил.

После такого мощного удара тяжелый контейнер наклонился. Какое-то мгновение еще казалось, что он вернется в предыдущее положение и встанет на колесиках, но гора переполненных мешков перевесила, мусорный бак с грохотом рухнул на бетон. Из-под лопнувшей пленки выползла густая, практически материальная волна смрада.

Несмотря на ужасную вонь, Дед усмехнулся про себя. Подсчеты его никак не подвели. В темноте что-то зашелестело, кроваво блеснула пара малюсеньких глазок.

Мороз прицелился без проблем, точнехонько в точку между ними. С этим не было ни малейших проблем, глок был снабжен замечательными приспособлениями для прицеливания, покрытые тонким слоем краски, содержащей фосфоресцирующий тритий. Дед нажал на спусковой крючок.

Грохот девятимиллиметрового пистолета в закрытом помещении прозвучал оглушающе. В момент выстрела Дед мигнул, чтобы дульное пламя его не ослепило. Когда он снова открыл глаза, блиставшие кровью бусинки исчезли.

Мороз почувствовал заливающую его волну эйфории. Так ведь это же легко, довольно подумал он, главное, все сделать по-своему. А Матильда на душков охотиться не желала, вечно откладывала это, вовсе не терпящее отсрочки, дело на потом. А вот интересно, почему…

А уже через миг он понял: почему. Сзади, у него за спиной что-то вдруг загрохотало, и, не успел Дед еще отреагировать, как заорал от боли. Маленькие, но острые словно шпильки зубки впились ему в щиколотку.

Дед только и смог, что лягнуть ногой, будто разозленный осел, которого застали врасплох. То, что впилось в его тело, полетело по крутой дуге с возмущенным писком. Потом тяжело шмякнуло о стенку и замолкло.

Искривившись от боли, Дед даже не выругался. Он чувствовал, как по щиколотке стекают теплые ручейки, а штанина лепится к коже. Он даже не стал наклоняться, чтобы обследовать рану. Все еще держа глок в готовности к выстрелу, второй рукой он извлек пневматический пистолет с фонарем, включил его и направил луч в то место, где ранее таился нападавший.

- Курва мать!...

От крысы остались только уши и безволосый хвост. Все остальное безоболочечная пуля довольно тщательно размазала по грязноватым силикатным кирпичам. Сейчас это остальное истекало багровыми сосульками.

Дед еще долго проклинал невинное создание, отдавшее жизнь в крестовом походе против гадких созданий и элементалей. Но крыса, вне всяких сомнений, была мертва, и ей было теперь до лампочки в отношении злоупотреблением понятием побочного ущерба.

Дед Мороз погасил фонарь. Глок он сунул в кобуру и поковылял отсюда. Укушенная щиколотка ужасно болела.

  

Он осторожненько сунул ключ в замок, не желая наделать ненужного шума. Легонько повернул и скривился, когда мощные ригели "Герды" щелкнули. В тишине холла элегантного дома с апартаментами этот отзвук прозвучал, словно грохот выстрела.

Дед на мгновение замер. Хромированную дверную ручку он пока что не провернул. Мороз быстренько осмотрел себя. Сойдет, оценил он. К счастью, можно было переодеться, в багажнике он возил запасную одежду, как раз для таких вот случаев, когда кто-то или что-то вели себя настолько нехорошо, что забрызгивали его кровью Пригодилось и в этот раз, хотя кровь была его собственной.

К счастью еще у брюк были довольно широкие штанины, чтобы скрыть выпуклость персональной полевой перевязки на щиколотке. Выпуклость эта была видна лишь тогда, когда Дед шел. Он решил держаться поближе к стенке и, на всякий случай, не поворачиваться спиной.

А может все будет не так уже и плохо, - подумал он. – Вдруг она спит…

Дед решительно провернул дверную ручку, осторожно толкнул дверь, после чего облегченно вздохнул. В прихожей царил полумрак, горела лишь одна маленькая лампочка. Ягода всегда оставляла ее включенной, когда ему призодилось вернуться поздно. Говорила, это для того, чтобы ему было удобнее. Но Мороз подозревал, что все это лишь затем, чтобы он не спотыкался на ощупь о мебель и не ругался слишком громко.

Щель расширилась, теперь можно было уже и вскользнуть вовнутрь, тихонечко, словно толстый котяра, возвращающийся с ночных похождений. Мороз тщательно закрыл дверь, включил систему тревоги, повернулся и замер…

Она стояла в двери, опираясь о фрамугу. Еще зарозовевшаяся от сна, на щеке отпечатался след подушки в мережках. Изумление Деда переродилось в укол стыда, что вот, разбудил мол женщину, что не вел себя достаточно тихо.

- В шахматы с друзьями играл, - бросил он быстро и не особо к месту. – Засиделся.

Она подошла к нему, закинула руки на шею, прижалась всем телом. Дед обнял ее, ее запах, разогретой сном, уютно заполз в его ноздри. Под пальцами он чувствовал гладкость шелковой пижамы бордового цвета, скользкой, тонюсенькой материи, который тут же заставлял догадываться, что находится под низом. Нечто столь же гладкое, теплое и милое.

Все волнение Деда мгновенно растворилось в мягкой нежности. Она улыбнулась, когда он пощекотал ей усами шею.

- А разве я о чем-нибудь спрашиваю? – проурчала она ему на ухо.

Тот не отвечал, потому что был ужасно занят. Женщина ласково отстранила его, взяла ладонь и поднесла к своим губам. Улыбка сделалась несколько насмешливой. Ягода поглядела Деду прямо в глаза, она еще ничего не сказала, а тот уже смешался. Затем неуклюже попытался освободить руку. Не позволила.

Губами она коснулась вершины твердой, мохнатой лапищи.

- Ну, раз уже ты сам начал… - тихо произнесла она. – Тогда, почему твои руки пахнут порохом?

Дед вырвал ладонь, стал машинально вытирать ее о штаны.

- А чего, они шахматами должны пахнуть? – раздраженно заявил он. Подозрительно понюхал покрасневшую от трения кожу. Но характерного запаха сгоревшего кордита не почувствовал. Дед подозрительно глянул на Ягоду.

Он был зол.

Только сейчас до него дошло, что, скорее всего, над ним посмеялись.

Ведьма ответила злорадной усмешкой и откинула со щеки черные волосы.

- Я же не цепляюсь к тебе, - ответила она на его явную злость. – Ну а ты мог сказать, будто бы был в тире.