Публий Назон - Элегии и малые поэмы

Первая я семена посеяла новые людям:

Ведь одноцветной была почва земли до меня.

Первая я создала цветок из крови ферапнейца,

Жалобный возглас его на лепестках начертав.

225 Также и ты сохранил свое имя на грядах цветочных,

Бедный Нарцисс, для себя не отыскав двойника.

Крокуса мне ль поминать или Аттиса с сыном Кинира,

Всех, кто за раны свои славу во мне получил? [464] Ферапнеец — Гиацинт, сын спартанского (ферапнейского) царя, превращенный в цветок (см. «Метаморфозы», X, 162–219). Крокус — юноша, превращенный в цветок шафрана (там же, IV, 283). Сын Кинира — Адонис (там же, X, 710–739).

Марс точно так же, узнай, по моей же затее родился,

230 Пусть лишь Юпитер, молю, так и не знает о том.

В горе Юнона была, что ей не пришлось для Минервы

Матерью стать, что ее только Юпитер родил.

Шла к Океану она, негодуя на дело супруга;

Остановилась, устав, около наших дверей.

235 Лишь увидав ее, так я спросила: «Зачем, дочь Сатурна,

Здесь ты?» Сказала она, держит куда она путь,

И объяснила зачем. Попыталась ее я утешить:

«Нет, говорит, не словам горе мое унимать!

Если Юпитер родил, а супругой своей пренебрег он,

240 Матери имя в себе соединив и отца,

Что же отчаяться мне стать матерью вовсе без мужа

И, оставаясь всегда чистою, все же родить?

Все я испробую зелья в просторах земли поднебесной,

Все я обрыщу моря, в Тартара бездну сойду!»

245 Так голосила она, но в лице моем было сомненье.

«Нимфа! — вскричала она. — Ты ведь мне можешь помочь».

Трижды пыталася я посулить ей помощь, и трижды

Я не решалася: был страшен Юпитера гнев.

«Ах, помоги мне! — она говорит. — Тебя я не выдам:

250 Стиксовых вод божеством в этом тебе поклянусь».

«Волю твою, говорю, исполнит цветок, что получен

Мною с Оленских полей: он лишь один у меня.

Давший его мне сказал: «Коль им тронешь бесплодную телку,

То понесет». И она, тронута им, понесла.

255 Пальцем сорвавши цветок, к Юноне я им прикоснулась,

И, лишь дотронулась им, тотчас она зачала.

К левому брегу она Пропонтиды во Фракию вышла,

И по желанью ее Марс появился на свет.

Памятуя о своем чрез меня появленье, сказал он:

260 «В городе Ромула здесь вместе со мной обитай!»

Может быть, думаешь ты, что лишь в нежных венках мое царство?

Нет, моему божеству подчинены и поля.

Коль хорошо зацветет посев, будут житницы полны;

Коль хорошо зацветут лозы, появится Вакх;

265 Коль хорошо зацветут оливы, год будет богатым;

Много ль созреет плодов — тоже видать по цветим.

Если же гибнут цветы, погибает и вика с бобами

И погибает, пришлец Нил, чечевица твоя;

Даже вино, что хранят бережливо в обширных подвалах,

270 Также цветет, и всегда пенится в бочках оно.

Мед — это тоже мой дар: ведь пчелок, что мед собирают,

Я на фиалки зову, клевер и бледный тимьян.

Я же причина того, когда предается разгулу

Вся молодежь и ее юные силы цветут».

275 Я изумлялся словам ее молча, она же сказала:

«Спрашивай! Каждый вопрос должный получит ответ».

«Ты мне, богиня, скажи, — спросил я, — откуда твой праздник?»

И не успел я спросить, как отвечает она:

«Не было вовсе еще возможностей к роскоши в жизни:

280 Все достоянье людей было в стадах иль в земле:

Мерой богатства тогда был скот или поле для пастбищ;

Но и тогда для богатств уж нарушался закон.

Стало в обычае брать для пастбищ народное поле,

И не платился никто долгое время за то.

285 Не охранялось тогда добро народное вовсе,

Лишь недогадливый пас скот свой на частной земле.

В это вмешались тогда Публиции — оба эдилы,

А до того ни один не находился смельчак.

Дело к народу пошло, с виновных пеню взыскали

290 И защищавших народ громкой почтили хвалой.

Часть этой пени досталась и мне: по воле народа

Новые игры тогда в честь учредили мою.

Частью же пеня пошла на дорогу в холме каменистом, —

Стала удобной тропа: это Публициев склон». [465] Публиции , Луций и Марк — эдилы 240 г. до н. э.; Публициев склон , вымощенный ими, — въезд на Авентинский холм.

295 Я полагал, каждый год Флору празднуют. «Нет, — отвечает

И добавляет еще к этому новый рассказ:

Почести милы и нам: алтари мы и празднества любим,

Ведь небожителей всех честолюбива толпа.

Часто богов раздражить оскорбитель какой-нибудь может,

300 Но искупительной он жертвою гнев их уймет.

Часто Юпитера я наблюдала, когда был готов он

Молнию ринуть, по тут ладан смягчал его дух.

Если же кто невнимателен к нам, мы караем за это

Тяжко, и гнев божества больше бывает вины.

305 Вспомни, как дальний огонь Мелеагра спалил Фестиада

Лишь потому, что забыл Фебе он жертву возжечь:

Или как флот Танталида держала та же богиня [466] Фестиад — Мелеагр, внук Фестия по матери; Танталид — Агамемнон, правнук Тантала по отцу, в Авлиде оскорбивший Артемиду. —

Дева, что мстила за свой презренный дважды алтарь.

Горестный Ипполит, почтить не хотел ты Диону,

310 И растерзали тебя в бешенстве кони твои.

Не перечислить потерь, навлеченных небрежным забвеньем!

Так вот и мной пренебрег некогда римский сенат.

Что было делать и как мне свое показать возмущенье?

Неуваженье ко мне чем я могла отомстить?

315 В горе я презрела долг: перестала смотреть за полями,

До плодовитых садов дела уж не было мне;

Лилии никли в садах, на глазах засыхали фиалки,

И увядал на стеблях ссохшийся красный шафран.

Часто шептал мне Зефир: «Своего, тебе данного, вена

320 Ты не губи!», — но оно было ничто для меня.

Были оливы в цвету — и губили их резкие ветры;

Были посевы в цвету — град выбивал в них зерно;

Лозы сулили вино — а небо чернело от Австров,

И неожиданно вдруг ливень сбивал всю листву.

325 Я не хотела того: я в гневе своем не жестока;

Но не заботилась я противоборствовать злу.

Тут и решили отцы: коль будет год цветоносным, —

Каждой весной божество чествовать будут мое.

Был по душе мне обет. И вот Постумий и Лена,

330 С консулом консул вдвоем игры назначили мне». [467] Постумий и Лена — консулы 173 г. до н. э.

Я собирался спросить, почему же такая игривость

Царствует в Флорины дни, шутки вольней почему?

Вспомнил, однако же, вовремя я, как приветлива Флора,

Вспомнил, что это она шлет нам дары для услад:

335 Все за столами себе венками виски оплетают,

Всюду на светлых столах видны покровы из роз;

И собутыльники тут, заплетя себе волосы лыком,

Пляшут и без толку все чистое тянут вино;

А у порога своей неприступной красавицы пьяный

340 Песню поет в венке на умащенных кудрях.