Лирика древней Эллады в переводах русских поэтов

Дань слезы кому воздам?
Чаша горя где полней?
Ах, тяжел несчастной суд!
Скорбь глухую дом таит;
Скорби с моря ждет душа;
Здесь иль там — не все ль одно?

Стон стоял в возврата ночь,
Стон стоял над ложем мук,
Стон секиры встретил взмах,
Над главой даря взнесенной.
Ее хитрость вручила, любовь подняла;
Они ужаса образ потомству всему,
Сговорившись, явили, — будь смертный иль бог
Казни той вершитель.

Ах, болеет о нем душа.
Нет ухода за ним, далек
Взор участливый, день и ночь
Стонет он, одинокий.
Язвы яд его кровь точит,
В муках корм добывает он —
Страшно думать, как мог бедствий таких
Он пересилить гнет.
О произвол богов!
О жестокий удел людей,
Счастья зыбкие грани!

Отпрыск славных мужей, судьбы
Первый баловень средь своих —
Всех он жизни даров лишен,
Всеми ныне покинут.
Зверь лесной ему гость и друг,
Голод — брат и болезнь — сестра;
Одр его стережет ночью и днем
Мук неотлучных сонм.
Тщетно рыдает он:
Эха лишь неумолчный зов
С дальних скал ему вторит.

Над чертогом повис Орел;
Лесом гибельных копий он
Обложил семивратный вал.
Но вкусить не пришлось ему
Нашей крови, и смольный огнь
Не коснулся венца твердыни.
Вспять направил гордый он лет,
Над спиной услышал своей
Шип зловещий: хищник узнал
Силу бранную Змея.

Если мой разум меня не обманет,
Если предвиденьем я одарен,
Завтра ж, кляйуся, лишь только настанет
Час полнолуния, о Киферон,
Будем мы, шумно предавшись веселью,
Праздновать день торжества твоего:
Ты для Эдипа служил колыбелью,
Матерью, пестуном детства его.
Пляской священной почтим всенародно
Подвиг твой в славу фивейских царей:
Феб, наш спаситель, лишь только б угодно
Было то воле высокой твоей!

Кто же родил тебя? Нимфа ль лесная
Паном настигнута горным была?
Или избранница Феба младая
Жизнь тебе некогда, сын мой, дала?
Любит скитаться и он одиноко
В дикой глуши, по пустынным холмам, —
Бог ли властитель Киллены высокой?
Вакх ли, бродя по скалистым горам,
Поднял тебя в геликонских дубравах?
Там, хороводами нимф окружен,
В играх веселых и резвых забавах
Время проводит охотнее он.

О горе, страдапьям моим нет числа:
Народ в злом недуге томится,
Оружия слабая мысль не нашла,
И нечем от зла защититься.
Земные плоды перестали всходить
На нивах, когда-то обильных;
Не могут несчастные жены сносить
Рождения мук непосильных.
И скорбнее тени одна за другой
Летят как крылатые птицы:
Быстрей непосильной волны огневой
На берег вечернего бога крутой
Уносятся их вереницы.

Бесчисленны жертвы, пустеет наш град,
И, смертью другим угрожая,
Ряды неоплаканных трупов лежат,
Живых состраданья не зная.
Вот множество жен и седых матерей
Стекаются с громким рыданьем
И молят, припав к ступеням алтарей,
Конца нестерпимым страданьям.
И ясно пеан раздается, а с ним
Сливаются вопли и стоны.
О будь милосердна к мученьям таким,
Златая дочь Зевса! с мольбой мы стоим
И просим от бед обороны.

Горе, смертные роды, вам!
Сколь ничтожно в глазах моих
Вашей жизни величье.

Кто меж вас у владык судьбы
Счастья большую долю взял,
Чем настолько, чтоб раз блеснуть
И, блеснувши, угаснуть?

Твой наукою жребий мне,
Твой, несчастный царевич, твой;
От блаженства грядущих дней
Уж не жду ничего я.

Ты ль, безмерной удачи, в высь
Дрот метнул и с небес сорвал
Счастья дар без изъяна?
Ты — о Зевс! — сокрушил в те дни

Вещей девы жестокий пыл;
Ты несчастной стране моей
Стал от смерти оплотом.
С той поры ты царем слывешь,
Ты венец у людей стяжал
Высшей чести — великих Фив
Богоравный владыка.

А ныне где — - мрак погибели черней?
Где глубже грех? — - Резче смена жизни где?
Насмешка рока где полней?
О царь, — - славный средь царей, Эдип!
Терем ждал тебя —
Терем страшных нег;
В нем отец и сын
От одних пылали уст!
Боги! могла ли столько лет
Нива отца тебя терпеть —
Молча терпеть — - ужас несказанный!

Кто за грани предельных лет
Жаждет жизни продлить стезю —
Тщетной дух упоив мечтой,
Станет для всех суеты примером.
День за днем своп исполнит бег,
Горе к горю прибавит он;
Редко радости луч сверкнет.
Раз сверкнет — и угаснет вновь.
И все ж пылаем жаждой мы
Большей доли; но утолитель
Равноудельный
Ждет нас, подземной обители жребий,
Чуждая свадеб и плясок и песен
Смерть — и конец стремлениям.

Высший дар — нерожденным быть;
Если ж свет ты увидел дня —
О, обратной стезей скорей
В лоно вернись небытья родное!
Пусть лишь юности пыл пройдет.
Легких дум беззаботный век:
Всех обуза прижмет труда,
Всех придавит печали гнет.
Раздоры, смуты, битвы, кровь
Жизнь уносят; а в завертпенье
Нас поджидает
Всем ненавистная, хмурая осень.
Чуждая силы и игр и веселья
Старость, обитель горя.

Если доступна ты
Гласу мольбы моей,
Тьмы вековой царица —
Если ты внемлешь мне,
Аидоней! Аидоней!
Вас молю:
Пусть наш гость
Смертью безбольною,
Смертью бесслезною
Снидет к вам
В мглистый приют теней,
В незримого царства
Укромный покой.
Несчетных мук в жизни дни
Жала испытал Эдип;
Да будет он богом возвеличен.

Силы подземные!
Необоримый зверь!
Ты, что у врат железных
Бодрствуешь день и ночь,
Ты, чей вой в тьме пещер
Нас страшит:

Кротко прими его,
Бездны полунощной
Грозный страж!
Смерть!
Ты, Земли и Эреба дщерь!
Незлобной рукой веди его
На тихий луг, где в тени
Мреет душ бесплотных рой.
Тебя молю: сон дай гостю вечный.

Много в природе дивных сил,
Но сильней человека — нет.
Он под вьюги мятежный вой
Смело за море держит путь;
Кругом вздымаются волны —
Под ними струг плывет.
Почтенную к богиням, Землю,
Вечно обильную мать, утомляет он;
Из году в год в бороздах его пажити,
По ним плуг мул усердный тянет.

И беззаботных стаи птиц,
И породы зверей лесных,
И подводное племя рыб
Власти он подчинил своей:
На все искусные сети
Плетет разумный муж.
И гордый лев пустыни дикой
Силе его покорился, и пойманный
Копь легкогривый ярму повинуется,
И царь гор, тур неукротимый.