Лирика древней Эллады в переводах русских поэтов

И речь, и воздушную мысль,
И жизни общественной дух
Себе он привил; он нашел охрану
От лютых стуж — ярый огнь,
От стрел дождя — прочный кров.
Благодолен. Бездоден не будет он в грозе
Грядущих зол; смерть одна
Неотвратна, как и встарь,
Недугов же томящих бич
Уж не страшен.

Дева владычица,
Радуйся, сильная
Зевсова дочь!
Чада Латоны нет
В мире прекраснее.
О, Артемида, нам
Нет и милее тебя:
В златом украшенных
Залах отца богов
Сколько чарующих,
Сколько небесных дев,
Ты между них одна
Девственно чистая,
Солнца отраднее
Ты, Артемида, нам!

О Эрот! О Эрот!
На кого ополчился ты,
Тем глаза желанье туманит,
В сердце сладкая нега льется...
Но ко мне не иди, молю тебя,
Ни с бедой, Эрот, ни в ярости.
Нет такого огня, и лучи светил
Со стрелой не сравняются горние,
Что из рук своих мечет в нас
Дия сын, и стрелой Кипридиной...

О, Киприда, суровую душу людей
И богов железную волю
Ты, богиня, сгибаешь.
И над черной землею с тобою,
И над влагой соленой и звучной,
Как радуга, яркий Эрот
На быстрых крылах пролетает...
И если он бурный полет
На чье-нибудь сердце направит,
То дикое пламя мгновенно
От золота крыльев
Там вспыхнет любви и безумья,
А чары его
И в чаще, и в волнах таимых
Зверей укрощают и все,
Что дышит в сиянии солнца,
И люди ему
Покорны. Твоя, о, Киприда,
Весь мир наполняет держава.

Холодна и чиста и светла
От волны океана скала;
Там поток, убегая с вершины,
И купает и поит кувшины.
Там сверкавшие покровы
Раным-рано дева мыла,
На хребет скалы суровый,
Что лучами опалило,
Для утехи для багровой,
Расстилая, их сушила:
О царице вестью новой
Нас она остановила.

Ложу скорби судьбой отдана,
Больше солнца не видит она,
И ланиты с косой золотою
За кисейною прячет фатою.
Третий день уж наступает,
Но губам еще царица
Не дала и раствориться,
Все уста оберегает
От Деметры дивной брашна,
Все неведомой томится
Мукой, бедная, — и страшный
Все Аид ей, верно, снится.

Благо тому, кто из чаши чар
Капля за каплей умеет пить
Светлый дар Афродиты:
Жало безумья не жжет его,
Волны баюкают нежные,
Там, где в колчане соблазнов две
Бог златокудрый стрелы хранит —
Ту, что блаженным навек человека творит,
С той, что и сердце, и жизнь отравит.
Эту вторую гони от меня,
Сжалься, богиня дивная!
Чистого дай мне желанья дар,
Нежною страстью лаская меня!
Буду служить, Афродита, тебе
В венке посвященных, не в рабства цепях.

О, бурное сердце мэнады!
Из отчего дома, жена,
Должно быть, пробив Синплегады,
Несла тебя злая волна.

Ты здесь на чужбине одна,
Муж отдал тебя на терзанье;
И срам, и несчастье должна
Влачить за собой ты в изгнанье.

Священная клятва в пыли,
Коварству нет больше предела,
Стыдливость, и та улетела
На небо из славной земли.

От бури спасти не могли
Отцовские стрелы Медеи,
И руки царя увлекли
Объятий ее горячее.

Мать блаженных, гор царица,
Быстрым летом уносима.
Не ущелий густолесых
Не забыла, ни потоков,
Ни морей о грозном шуме:
Деву-дочь она искала,
Что назвать уста не смеют,
И звучали при движенье
Погремушки Диониса
И пронзительно, и ярко.
А у гордой колесницы
Близ ее запряжки львиной
За Царевной В погоню,
Что из светлых хороводов
От подруг похитил дерзкий,
Две богини мчались рядом:
Лук горел на Артемиде;
У Паллады меднобронной —
Острие копья и очи;
Но отец богов, взирая
С высоты небес, иные
Создавал в уме решенья.

И скитаньем быстролетным,
Не напав на след коварный
Похитителя ребенка,
Утомленная богиня,
Наконец, остановилась.
Под Деметрою белела
Иды высь снеговенчанной...
Там среди обледенелых
Скал дает богиня волю
Жгучим приступам печали:
С той поры бесплодных пашен
Труд зелеными не делал.
Поколенья погибали.
Не дала богиня даже
Для утехи стад вздыматься
В луговинах травам сочным...
В городах явился голод,
И богам не стало жертвы.
Не пылал огонь алтарный.
Воды светлые умолкли.
Так упорно, безутешно
Мать Деметра тосковала.

Когда ж не стало больше пира
Ни у богов, ни у людей,
Проговорил владыка мира,
Смягчая злобу сердца ей:
«О прелесть мира, о Хариты,
Летите в выси снеговой
К богине, горестью не сытой...
Вы мир верните ей забытый,
О Музы, в пляске круговой»...
Тогда впервые Афродитой
Тимпан гудящий поднят был;
В утеху ей, тоской убитой,
Он проявил свой страстный пыл...
И улыбнулась Мать святая...
Коснулась звучных флейт рукой —
И милы ей они, взывая
К восторгу шумною игрой.

Огнем лукавым опалила
В чертоге брачном ты того,
Чья страсть два войска погубила,
Но ты дразнила божество.
Высокомерно не ходила
Ты к Матери на торжество...
О, что за мощь в небриде пестрой.
Небрежно спущенной с плеча,
В тебе, о тирс зелено-острый
Меж кудрей Вакхова плюща,
И в вас, крутящиеся- диски,
И в вас, развитые власы,
Вакханки, нимфы, сатирискн,
И лунный свет, и блеск росы...
Но для тебя все боги низки,
Поклонница своей красы...

Милая ночь, придешь ли?
Вакху всю я тебя отдам,
Нляске — белые ноги,
Шею — росе студеной.
Лань молодая усладе
Луга зеленого рада.
Вот из облавы вырвалась,
Сеть миновала крепкую,
Свистом охотник пускай теперь
Гончих за ланью шлет.
Ветер — у ней в ногах,
В поле — раздолье.
Берегом мчаться отрадно ей...
И любо Лани в чащу леса
Подальше скрыться от людей.

О, как мне любо в полянах,
Когда я в неистовом беге,
От легкой дружины отставши,
В истоме на землю паду,
Священной небридой одета.
Стремясь ко Фригийским горам,
Я хищника жаждала снеди:
За свежей козлиною кровью
Гонялись по склону холма...
Но чу! Прозвучало: «О Вакх, эвоэ!»
Млеком струится земля, и вином, и нектаром пчелиным,
Смол благовонных дымом курится.
Прянет тогда Дионис...
И вот уже носится вихрем:
Он нежные кудри
По ветру распустит.
Вот факел горящий в горах замелькал
На тирсе священном.
И с вакхической песнью слились
Призывные клики:
«Ко мне, мои вакханки,
Ко мне, мои вакханки,
Краса горы Нактола!
Злаченые тимпаны
Пусть тяжко загудят!
Воспойте Диониса,
Ликующего бога,
На свой фригийский лад!
Нежной флейты священные звуки
Пусть нагорный вам путь усладят!»
И призыв еще не смолк нул,
А вакханка в быстром беге
Рядом с Вакхом уж несется:
Точно в стаде жеребенок
Подле матки скачет резвый.