Экикэн Кайбара - Поучение в радости. Мешок премудростей горожанину в помощь

Предметом рассуждений автора являются самые разные темы: географическое положение и климат Японии, культурные заимствования из Китая, особенности японского языка, пищевая диета, здоровье, обрядовые практики и т.д. Но главной темой для размышлений стала всё-таки необходимость поддержания в обществе должного морального климата. В этом деле наибольшая роль отводилась соблюдению конфуцианских норм общежития: культ семьи и государства, почтение к старшим, довольство своей долей и достатком.

Несмотря на то что конфуцианство образовывало сердцевину сёгунской идеологии, адептов буддизма в стране оставалось всё равно много. Поэтому Нисикава не мог обойтись без формулирования своего отношения к буддизму. В целом ему были чужды буддийские ценности, и Нисикава Дзёкэн не упускает случая упрекнуть приверженцев буддизма в предрассудочности. Вот, например, полная иронии история, высмеивающая буддийскую идею о кармическом воздаянии (№ 39). «Случилось так, что некий горожанин разорился. Он ужасно опечалился и рассердился. Некий монах стал увещевать его: “Всё, что случается с нами, — это воздаяние за дела в прошлой жизни, вот вы и гневаетесь с такою силой. Когда-то вы разорили кого-то, вот этот человек теперь разорил вас. Чего ж теперь гневаться и в грех впадать” Тут задул сильный ветер, сосну на соседней горе сломало, и тогда горожанин, не сходя с места, сложил стихотворение: “Ветер сломал сосну. Немудрено: в прошлом рождении она поломала ветер”. Это стихотворение поставило монаха в затруднительное положение».

Нисикава Дзёкэн полагал, что историческая судьба Индии, которую завоевали моголы, с несомненностью свидетельствует о никчёмности учения Будды. С некоторой издёвкой он вопрошал: «И что теперь делать с 9700 свитками и 2058 томами “Корзины сутр”, в которых говорится о том, что можно стать Буддой в этом теле? [34] Положение о том, что каждый может стать Буддой в этой жизни (сокусин дзё:буцу 即身成仏) ，разделялось многими буддийскими школами в Японии. Можно ли стать буддой в этом теле, когда тебя лишили твоей страны?» (№ 142).

В то же самое время Нисикава Дзёкэн полагал, что для необразованного человека, т.е. для такого человека, которому неизвестен конфуцианский Путь, от буддизма может быть и польза. Этой пользе посвящён достаточно протяжённый для этого сочинения параграф (№ 36).

В его начале «некий человек» спрашивает «учёного мужа» (т.е. конфуцианца, в котором можно признать alter ego самого Нисикава) о том, существуют ли рай и ад [35] В японском буддизме концепция рая и ада наиболее подробно разработана в амидаизме. См.: Трубникова Н.Н., Бачурин А. С. История религий Японии.— М.: Наталис, 2009; Надежда Трубникова, Майя Бабкова. Обновление традиций в японской религиозно-философской мысли XII-XIV вв.— М.: Росспэн, 2014. С. 107-161. . И хотя тот уверен в обратном, он отвечает, что не стоит развенчивать этот предрассудок: «Горожане и люди помельче — чуть что, так сотворят что-нибудь подлое. В мире проживают люди и мудрые, да только не могут они каждого наставить в пути истинном. Народ можно побудить действовать, но научить его нельзя. Что уж говорить про последние времена, когда в людях столько алчности и гордыни! А потому следует поучать их в том, что после смерти попадёшь без ошибки в ад или рай».

Дальше «учёный муж» развивает свою мысль, прибегая к авторитету самого принца Сётоку-тайси, имя которого прочно ассоциировалось с началом буддийского закона в Японии: «Говоря о будущем, он устрашал и увещевал народ, помогая тем самым управлению Поднебесной и Пути [синтоистских] Богов… [о]н учил, что Закон Будды дан в помощь законам правителя. Закон правителя — это путь богов. Для тёмного горожанина и крестьянина будет пугающим предостережением знать, что после смерти беспомощная душа отправится в существующие или несуществующие ад и рай. Если народ будет пребывать в таком страхе, то и дела в Поднебесной будут идти ровно. Поэтому людей, которые веруют, что после смерти отправятся в ад или рай, желательно поддерживать в этом убеждении».

Таким образом, «учёный муж» говорит о том, что буддизм амидаистского толка полезен для государства. «Буддизм» не является для автора понятием, не расчленённым на отдельные школы. Говоря о пользе амидаизма, Нисикава не соглашается с приверженцами Дзэн-буддизма, составлявшего в течение длительного времени неотъемлемую часть государственной идеологии. Сеть дзэнских храмов, известная как «годзан» (буквально «пять гор»), считалась магическим оплотом власти в ту эпоху, которая во времена Нисикава воспринималась как упадок государственности (единый центр власти фактически отсутствовал). Как известно, дзэн не признаёт существования рая и ада, в качестве чаемого итога земного пути он выдвигает достижение «просветления» (сатори). Конфуцианская мысль была солидарна с убеждением о том, что рая и ада не существует, но в данном случае учение дзэн вызывает негодование «учёного мужа», поскольку он не видит в личном просветлении никакого проку для государства. «Что до нынешних монахов, то они наперебой проповедуют горожанам и простолюдинам какие-то там высокие истины, болтают о каком-то там просветлении-сатори, утверждают, что для мёртвых никакого рая не предусмотрено, а потому нынешние тёмные женщины и дети полагают, что никакого ада нет, и верящего в рай встретить затруднительно. Разве соотносится это с заветами Сётоку-тайси, который назначил учение Будды в помощь правителям?»

Итак, вера в рай и ад может быть полезной для государства. Но эта вера прельстительна лишь для «тёмных» людей, которым неизвестны основы конфуцианского Пути — они его всё равно не боятся, ад им не нужен — и без него они не станут поступать дурно. Говорят этим людям про рай, а они вовсе не хотят отправляться в это благодатное место. Бесполезно рассказывать таким людям и про ад, и про небесный дворец (одно из обозначений рая.— А.М. )».

Покончив с теорией, «учёный муж» приводит два случая, когда добропорядочные люди, правильно понимающие, как устроена жизнь, не поддаются прельстительным речам монахов, поскольку «райские подпорки» не нужны истинно добродетельному человеку, который не рассчитывает на посмертное воздаяние.

В первом случае речь идёт о самурае, которому настал срок умирать. Поскольку самурай верой и правдой служил своему сюзерену, монах обещает ему вознесение в рай. Самурай интересуется, что за блаженство предстоит ему. Монах отвечал: «Семь самоцветов устилают там землю, питьё, еда и наряды предоставляются там по твоему хотению, там не холодно и не жарко. В общем, там всегда покойно и радостно». Однако самурая не манят комфортные условия райского бытия, и он отвечает обескураживающим для монаха образом: «Выходит, что это место для супруги моего господина, для женщин и детей. Или, может, для увечных инвалидов. Я же родился в семье мужественных воинов, дождь умывал меня, ветер расчёсывал волосы, голову преклонял я на камень, ложем моим служил мох. Всю жизнь я хотел громить врагов и верно служить своему господину. И после смерти не хочу иного. Зачем мне отправляться в место для изнеженных, зачем мне все эти удобства? Мне бы такой рай, где копьё дадут».