Экикэн Кайбара - Поучение в радости. Мешок премудростей горожанину в помощь

Деградация, по мнению Нисикава, касается всех стран, но, тем не менее, он считал Японию лучшей страной в известном ему мире. Чтобы обосновать это, ему приходилось вступать в полемику с суждениями, в соответствии с которыми Япония уступает другим странам. Для их опровержения Нисикава рассматривает три главных аргумента в пользу «ничтожности» Японии — «географический», «хронологический» и «имущественный».

Первый утверждал, что Япония — страна размером «с просяное зёрнышко», намного меньше Индии и Китая. Соглашаясь с тем, что Япония действительно меньше их, Нисикава Дзёкэн, тем не менее, утверждал: «Окружность земного шара составляет 10 500 японских ри [1 ри = 3927 м], он не является необъятным. В этом мире много островов, а островов, подобных Японии, насчитывается восемь [44] Неясно, какие конкретно острова имеются в виду, но ход рассуждений автора, тем не менее, понятен. . И Япония среди них — земля самая большая. Так отчего же называть ее “просяным зёрнышком”? Если разбить всю землю на 360 градусов, то протяжённость Японии с востока на запад составит 12 градусов» (№ 145) [45] На картах того времени Япония представала вытянутой по оси Восток — Запад. . Нисикава Дзёкэн был до определённой степени знаком с достижениями европейской географии, и он был, кажется, первым, кто стал применять эти знания для обоснования «достойных» размеров территории Японии.

Во-вторых, Нисикава не соглашался с мнением, что «древность» государства может служить доказательством превосходства. «Глупо считать, что древняя страна достойна уважения, а молодая — презрения. В любом случае начало начал Неба и Земли — это пять первоэлементов, обладатели души появляются позже. Без воды, огня, травы и деревьев не могло бы появиться и одушевлённое. Среди обладателей души сначала появляются насекомые и рыбы, потом — птицы и животные. После птиц и животных — уже человек. Сначала рождаются мелкие травки и деревца, а более совершенные — уже потом. Сначала рождаются птички и зверьки, а потом птицы и звери. Сначала рождаются люди заурядные, а вот мудрецы появляются уже потом. Сначала появляются обладающие формой и цветом цветы, потом созревают пахучие и вкусные плоды. Форма и цвет — это внешнее и низкое, запах и вкус — внутреннее и уважаемое. Раскрытие цветка зависит от внешнего, приобретение цветком вкуса — от внутреннего. Плод поначалу твёрд, семя в нём созревает позднее. То есть лучшее запаздывает, а худшее родится раньше» (№ 144) [46] Похожая аргументации встречается и раньше. Так, Кумадзава Бандзан утверждал: «Именно наша страна — исток тысячи миров, начало десяти тысяч стран. То, что она маленькая, является доказательством того, что [Япония] является началом для трёх стран. Вся тьма вещей имеет началом малое». Цит. по: Утида Хидэо. Нихон-но сюкё:тэки фу:до то кокудокан.— Токио: Даймё:до:, 1971. С. 15. .

Роскошь публичной жизни тоже не является для Нисикава свидетельством того, что дела в этой стране обстоят наилучшим образом. Имея в виду прежде всего современный ему Китай, он писал: «Досточтимость страны не меряется роскошью. Там, где нет голодных и холодных, там, где нет попрошаек, — вот это и есть страна высшего порядка. В стране роскоши много сокровищ, но мало еды. В стране скромной мало сокровищ и денег, но еды достаточно. Еда — главное для народа, народ — главное для страны. Когда основа прочна, страна пребывает в спокойствии» (№ 136). И следует признать, что образ жизни японской правящей элиты был действительно весьма скромным по китайским, индийским и европейским стандартам. Сёгунат беспрерывно издавал указы об ограничении роскоши, которые касались даже высших должностных лиц в государстве, имущественный разрыв между богатыми и бедными был сравнительно невелик. Нисикава Дзёкэн относился к богатству без пиетета, но не призывал он и к аскезе. Счастье — в удовлетворённости своим положением-состоянием. Внутреннее важнее внешнего, счастье — это покой в душе.

Нисикава Дзёкэн был во всём поборником «срединности», которая предполагает умеренность и отказ от крайностей [47] В другом своём произведении в качестве благоприятности «средних» размеров Японии он приводил такой аргумент, который не потерял смысла и в настоящее время: «Если страна большая, то это не значит, что она уважаема. Её досточтимость определяется правильностью чередования четырёх времён года, достоинствами и недостатками её людей. Если же страна чересчур велика, то чувства людей и их обычаи весьма разнообразны, и сделать их одинаковыми трудно. А потому Китай хоть и является страной священных мудрецов, но всё равно династия приходит там через какое-то время в беспорядок и управление делается на долгое время трудным… Что до Японии, то её размеры не малы и не велики, обычаи и чувства её людей одинаковы, управлять ими легко» ( Нисикава Дзёкэн . Нихон суйдо ко:. Суйдо кайбэн. Каи цу:сё: к:о.— Токио: Иванами, 1988. С. 25). . Вместе с тем относительно японских заимствований из Китая он высказывается крайне решительно: «За исключением богов-ками и японских песен-ута, всё в эту страну пришло из Китая» (№ 83). Однако уже в следующей фразе делает важнейшую оговорку: «Но изначально мудрецы этой страны [Японии] изучили её основы, поняли, что из пришедшего будет применять затруднительно, а что нет, переделали пришедшее в соответствии с сердцами людей этой страны, и люди стали пользоваться этим в жизни. А если что-то пришедшее из стран иноземцев и получало распространение в неизменном виде, то поскольку оно противоречило естеству вод и земель, а также обыкновениям людей этой страны, то заимствованное само собой удивительным образом и без людского участия переиначивалось в духе Ямато благодаря несравненным божествам».

Для доказательства тезиса об избирательном характере заимствований Нисикава Дзёкэн приводит несколько примеров.

Первый касается письменности и указывает на изобретение японцами слоговой азбуки (считается, что это произошло в IX в.): «Письменные знаки (имеются в виду иероглифы — А.М. ) изначально имели здесь китайский облик, но через какое-то время они изменились и, поскольку Ямато и Китай — это не одно и то же, китайские знаки стали казаться чем-то сильно отличным, и для дел Ямато применять их стало затруднительно. Зачем из любви к диковинкам тешить глаз? Чистое и покойное соответствует естеству вод и земли, и из этого происходит для людей много пользы».

Престижность родного языка определялась для Нисикава тем, что он был носителем поэтического дискурса, который приобрёл в Японии исключительно большое значение [48] Из последних работ на русском языке особо отметим следующую: Камо-но Тёмэй. Записки без названия. Беседы с Сётэцу / Пер. с яп. М.В. Торопыгиной.— СПб.: Гиперион, 2015. . Поэтому в качестве следующего примера заимствования, адаптированного к местным нуждам, выступает именно поэзия. Нисикава Дзёкэн констатирует: китайские стихи пришли в Японию, естественно, из Китая, но под влиянием «мягкой и покойной сути этой страны» они стали «распеваться на манер Ямато» (по всей вероятности, имеется в виду как произнесение иероглифов на японский лад, так и разметка китайского текста, позволяющая читать его в соответствии с правилами грамматики японского языка). Ссылаясь на некоего китайца Мафукэси, который переселился в Японию, возненавидел китайское и пожелал выглядеть как японец, Дзёкэн заключает: «Если ты родился в какой-то стране, то следуй образцам этой страны — уж таков закон Неба и Земли».