Экикэн Кайбара - Поучение в радости. Мешок премудростей горожанину в помощь

Что до обыкновений в нынешнем Китае, то там не чураются того, чтобы люди безродные, без чина, ранга и добродетельности указывали свои имена на лицевой стороне вывесок святилищ и мавзолеев. И делают они это без всякого стеснения и страха» (№ 149).

Таким образом, обосновывается положение, что не династия Цин, а именно Япония является наследником мудрости и традиций древнего Китая. Пример, который приводит Нисикава, является, кажется, предметом его собственных наблюдений, но общая идея о Японии как хранительнице древнекитайского наследия пользовалась большой популярностью. Так, влиятельный государственный деятель Араи Хакусэки (1657—1725) настаивал перед корейским посольством на том, что только Япония сохранила китайский церемониал; Кумадзава Бандзан и Огю Сорай говорили, что только в Японии сохранилась древнекитайская музыка; Огю Сорай и Дадзай Сюндай (1680—1747) утверждали, что нынешняя Япония с её делением на княжества переняла политико-административную систему времён Конфуция, когда каждый удельный князь, в отличие от назначаемых из центра чиновников-временщиков, болел душою за свою землю и её жителей [51] Kate Wildman Nakai. The Naturalization of Confucianism in Tokugawa Japan: The Problem of Sinocentrism. Harvard Journal of Asiatic Studies. Vol. 40. № 1 (Jun., 1980). P. 174-176. .

Положение о том, что корневым свойством японцев является избирательность в культурных заимствованиях, оказалось чрезвычайно востребованным и в более поздние времена. Во второй половине XIX в., когда началось целенаправленное строительство японской нации [52] Мещеряков A.H. Император Мэйдзи и его Япония.— М.: Наталис, 2013. и развернулись дискуссии о том, что же представляет собой японский уникальный национальный характер, утверждение о способности японцев к заимствованиям, которые они умело приспосабливали к своим нуждам, а также гордость за то, что Япония сохранила утерянное в самом Китае, сделалось общим местом. Особенно большая роль принадлежит в популяризации этого тезиса Окакура Тэнсину (1863—1913), объявившему о том, что Япония является «азиатским музеем», в котором сохраняются образцы классического искусства Индии и Китая [53] Лебедева О.И . Формирование концепции «японского искусства» на рубеже XIX-XX вв.— М.: РГГУ, 2016. . Однако в объяснении причин такого свойства акценты были расставлены уже по-иному. Если Нисикава Дзёкэн говорил о том, что свойства японцев являются производными от качеств японской земли, которая была создана синтоистскими божествами, то мыслители конца XIX — первой половины XX в. часто утверждали: способность японцев к заимствованиям обусловлена изначально присущим им бесподобным «национальным характером», который они получили от синтоистских божеств, являющихся их кровными предками. Сторонники такого построения с лёгкостью впадали в шовинизм, чего нельзя сказать о Нисикава. Он полагал, что «золотой век» остался далеко позади, что японцы — точно так же как и китайцы, — живут в «последние времена», и это сознание сильно ограничивало употребление превосходных степеней применительно к японским реалиям. Что до публицистов XIX-XX вв., то они сделались поборниками европейских теорий эволюции и прогресса, которые провоцируют создание дискриминационных построений по отношению к тем, кто находится на «низких ступенях» развития. Имеется и ещё одно существенное различие. Система взглядов Нисикава Дзёкэн привязывала свойства людей к свойствам среды обитания. Поскольку среда обитания японцев уникальна, то и их свойства не могут быть транслированы вовне. Пассивность сёгуната Токугава по отношению к освоению (покорению) внешнего пространства вполне вписывается в эту мыслительную парадигму. Что до японского тоталитаризма XX в., то он, в духе западного колониального просветительства, был чрезвычайно озабочен насильственным навязыванием своих ценностей другим (в особенности азиатским) народам. Остаётся добавить, что связка «земля—люди» была в значительной степени переосмыслена в дискурсе 60-80-х гг. XX в. в связи с экономическими успехами Японии. И тогда стали говорить о том, что национальный характер японцев таков, что он позволил им создать превосходную антропогенную среду обитания.

Кайбара Экикэн и Нисикава Дзёкэн не принято причислять к мыслителям «первого ряда», к которым сегодня относят прежде всего тех, кто был озабочен проблемами управления страной и предлагал те или иные реформы. Кайбара и Нисикава не предлагали социальных или государственных реформ, не апеллировали к власти в поисках справедливости и защиты — они обращались непосредственно к человеку и предлагали пути, способные сделать обыденную жизнь радостнее, «реформировать» сознание индивида в сторону добродетельности, улучшить социальную среду обитания «простого» человека. В этом отношении они не «опережали время». Нет, скорее они «шли в ногу со временем», т.е. чутко улавливали его гул и транслировали его дальше. Оба автора не были особенно озабочены сугубо догматическими вопросами, не принадлежали к определённым школам, не цитировали своих современников, не вступали с ними в полемику, а потому их суждения свободны от догматических крайностей. Предметом их забот являлась не столько метафизика, сколько жизнь человека в её сопряжении с обществом. Они были «практикующими» конфуцианцами. Их сочинения были рассчитаны на «среднего» (но всё-таки достаточно хорошо образованного) человека, их ретрансляционный потенциал был велик, и в этом состоит их ценность для тех, кто хочет понять, чем было живо и чем «питалось» не приближенное к власти образованное общество эпохи Токугава.

Мыслители и литераторы эпохи Токугава оставили огромное творческое наследие. В мировом и отечественном японоведении оно освоено явно недостаточно. Сочинения, представленные в этой книге, не переводились на европейские языки. Переводчик осознаёт несовершенство своей работы, но всё-таки надеется, что его скромный труд хоть в какой-то степени позволит уменьшить то белое пятно, которое мешает нам увидеть японскую культуру во всём её многообразии.

Приносим свою глубокую благодарность Сибуя Юриэ и С.А. Родину за помощь в поисках материалов для настоящей публикации.

А.Н. Мещеряков

Среди бесчисленных существ, которые обязаны даром жизни Небу и Земле, человек — самое почтенное. А всё потому, что он — самое совершенное среди тьмы вещей и созданий {1} 1 «Лишь Небо и Земля — отец и мать всей тьмы вещей, лишь чело век — всей тьмы вещей душа». (Чтимая книга. Древнекитайские тексты и перевод «Шан шу» («Шуцзин») и «Малого предисловня» («Шу сюй») / Пер. с кит. В.М. Майорова.— М.: ИДВ РАН, 2014. С. 248). . Родиться человеком — счастье несравненное. Но мы, люди, глупы и не знаем Пути человека: теряем сердце, дарованное нам Небом-Землёй при рождении, не шествуем верным Путём, блуждаем по дорогам кривым, днём и ночью истощаем своё сердце. Мало того, заботимся лишь о себе, другим не сочувствуем, о них не думаем, горестей чужих знать не хотим. И даже служа родным отцу с матерью, сердцем своим негодны. Так и выходит, что долга человеческого не исполняем, с дороги сбиваемся, тело своё человеческое, драгоценное не ценим, живём, как птицы со зверями, вянем и гниём вместе с травами и деревьями, первозданного смысла не сберегая. А следовало бы укоренить в сердце слова Яна Чжитуя: «Тело человеческое получить непросто и не дело употреблять его понапрасну» {2} 2 Ян Чжитуй (531?—590?) — китайский мыслитель конфуцианского толка, служил при дворе Северной Ци, оставил книгу «Поучения дома Ян Чжи». . А посему с младых лет должно приникать к учению мудрецов прошлого, взращивать в сердце человеколюбие, данное Небом-Землёй при рождении. Тем и себя будешь радовать, и людей, на которых своё человеколюбие употребишь.