Ёсида Кэнко-хоси - Записки на досуге

Раньше, когда преступника ставили на правёж бамбуковыми палками, его привязывали к пыточному станку. Однако теперь никто уже не помнит, ни как этот станок выглядел, ни как к нему привязывали.

На горе Хиэй обычай призывать будд и бодхисаттв от имени великого наставника Сайтё придумал настоятель Дзиэ — он первый стал вписывать его имя в молитвы. Это не законники до этого додумались. Во времена святых государей времён древних государственные дела отправлялись без таких обращений, но в последнее время это обыкновение получило распространение.

Следует также помнить, что в законах говорится о том, что вода и огонь — чисты и скверна может тронуть только сосуды и светильники.

Это случилось в те времена, когда правый министр Фудзивара Кинтака возглавлял столичный сыск. Однажды он проводил совещание во дворце. Бык, принадлежавший мелкому чиновнику Акиканэ, выпрягся, вошёл в здание, улёгся на пол возле Кинтака и стал жевать свою жвачку. Все подумали, что это какой-то дурной знак, и хотели было отослать быка к гадателю, на что отец Кинтака главный министр Фудзивара Санэмото сказал: «У быка мозгов нет. Зато у него есть ноги — вот он и идёт, куда они его повели. Нехорошо лишать нищего чиновника быка, на котором он во дворец ездит». Поэтому быка вернули хозяину, а циновку, на которой он улёгся, переменили. И ничего дурного после этого не случилось. Правильно говорят, что если явилось дурное знамение, а ты его как бы не заметил, то никакой беды не случится.

Когда задумали построить дворец Камэяма и стали ровнять землю, то обнаружили на пригорке клубок из великого множества змей. Подумали, что змеи — местные божества, сказали о том государю. Государь изволил спросить: «И что теперь делать будем?» В один голос все отвечали: «Змеи эти обитают здесь со времён давних, тревожить их было бы опасно». И только один министр заметил: «Змеи живут на государевой земле, разве могут они прогневаться за то, что мы строим ему дворец? Эти божества худого не сделают, они нас не накажут. Так что потревожить их можно».

Пригорок срыли, а змей выпустили в реку Ои. И никакой беды не случилось.

Обычно свиток с сутрой связывают тесёмкой так: сверху и снизу перевязывают крест-накрест, а конец пропускают под скрещениями. Видя это, настоятель Косюн из часовни Кэгон расшнуровывал, бывало, свиток и завязывал вновь. При этом он говаривал: «Так только молодые делают, смотреть противно. Надо просто обмотать свиток тесёмкой, а конец пропустить под завязкой». Косюн был человеком старым, он в таких вещах хорошо разбирался.

Некий человек хотел заполучить чужое поле, но суд отклонил его иск. С досады он послал людей на то поле и велел сжать его. Но работники сжали совсем другое поле. Им сказали: «Что вы наделали! Это же не то поле!» Жнецы же отвечали: «Да, сжать это поле — дело тоже несправедливое. Но если уж нас послали на дурное дело, какая разница, где мы его сделаем?»

Ответ жнецов весьма справедлив.

Люди говорят, что птица ёбукодори поёт весной, но что это за птица, никто не знает. В одной из книг школы Сингон говорится, что обряд призывания душ умерших проводится тогда, когда поёт ёбукодори. Наверное, имеется в виду земляной дрозд, птица ночная и несчастья предсказывающая. В песне «Манъёсю» говорится: «Не ведая о том, что длинный и туманный день весенний минул, сердце моё плачет и плачет, словно дрозд земляной». Из этого можно заключить, что у земляного дрозда и у ёбукодори много общего.

Не надейся на вещи и на людей. Дурак желает всего на свете — оттого становится зол и гневлив. Не надейся на власть — сильные падают первыми. Не надейся на богатства — разоришься в мгновение ока. Не надейся на мудрость — даже Конфуций не пришёлся ко двору. Не надейся на добродетели — ученик Конфуция, Янь Хуай, был добродетелен, но умер рано. Не надейся на милость господина — он скор на расправу. Не надейся на слуг — взбунтуются и разбегутся. Не надейся на доброту другого — он переменится. Не надейся на обещания — слово своё мало кто держит.

Если же не будешь ожидать ничего от себя и от людей, хорошему — обрадуешься, от плохого — не загрустишь. Освободи место справа и слева — никто тебя не тронет. Освободи место спереди и сзади — не уткнёшься в стену. В тесноте — сожмут и раздавят. Когда сердцу тесно и трудно — будет биться с надрывом, разорвётся на части. Будет место — будет тебе вольготно и покойно, ни один волосок не упадёт с головы.

Человек создан Небом с Землёй. Они же границ не имеют. Зачем человеку быть другим? Человеку великодушному и безгранич ному горе с радостью — не помеха, ничто не ущемит его.

Осенняя луна — хороша без предела. Тот, кто считает, что она всегда такова, — человек неразборчивый, мне его жаль.

Когда кладут древесный уголь в жаровню, предназначенную для обогревания государя, никогда не берут уголь щипцами. Его пересыпают прямо из глиняного горшка. Чтобы уголь не просыпался, его следует укладывать с особым тщанием.

Во время высочайшего выезда в святилище Явата, что в Ивасимидзу, некий слуга, облачённый в белые одежды, стал перекладывать уголь руками, и тогда один знаток придворных обычаев заметил: «В те дни, когда надевают праздничные одежды, пользоваться щипцами не возбраняется».

Полагают, что название мелодии «Софурэн» значит «Женская любовь», но это не так. На самом деле оно значит «Лотосы первого министра». При династии Цзинь министром был Ван Цзянь, он с любовью ухаживал за лотосами, которые посадил возле дома. Тогда эту мелодию и сочинили, а самого министра прозвали «Лотосовым».

А мелодия «Кайкоцу», которую сейчас записывают иероглифами «кружение», на самом деле следует писать иероглифами «уйгур». У уйгуров когда-то было сильное государство. После того как династия Хань покорила этих варваров, они являлись в Китай и исполняли там свою музыку.

Когда Тайра Нобутоки был уже человеком старым, он любил вспоминать о днях прошлых: «Как-то вечером Ходзё Токиёри послал за мной. Я сказал, что отправляюсь немедленно, но никак не мог сыскать подходящего платья. Поэтому он снова прислал человека со словами: „Наверное, ты не знаешь, что тебе надеть. Но сейчас уже ночь, надень что попало и беги поскорее“. Поэтому я явился к нему в самом затрапезном виде. Нобутоки достал кувшин с вином и простые глиняные чарки. „Понимаешь, пить в одиночку мне не хотелось, вот я и позвал за тобой. Только закусить нам нечем. Мои люди уже давно спят, пошарь-ка вокруг, может, что-нибудь сыщется“. Я зажёг лучину, всё вокруг облазил, пока наконец не обнаружил на кухне чуть-чуть соевой пасты в горшочке. „Вот всё, что мне удалось обнаружить“, — сказал я, на что Нобутоки ответил: „Нам этого вполне хватит“. После этого мы хорошенько угостились в своё удовольствие. В моё время всё по-простому делалось», — заключил старик.