Array Имруулькайс - Арабская поэзия средних веков

Переломить тебя и смерть сама не в силе.
Как верный меч в ножнах, лежи в своей могиле!

Мне жаль, что времени безумный произвол
Смесит в одно стопы и шеи гордый ствол.

Ты с юностью дружил. Она была готова
Уйти, но друга ты не пожелал другого,

Затем, что верности нарушить ты не мог,
А верность — мужества и доблести залог.

Ты рано дни свои растратил дорогие.
Уж лучше был бы ты скупее, как другие!

О уходящие! Кто в мире лучше вас?
И кто достойнее дождя в рассветный час,

Достойнее стихов, исполненных печали,
Что смыть бы тушь могли, когда б слезами стали?

Сатурн свиданию со смертью обречен,
Хоть выше всех планет в круговращенье он.

Дыханье перемен погасит Марс кровавый,
На небе высоко встающий в блеске славы,

Плеяды разлучит, хоть был до этих пор
Единством их пленен любующийся взор.

Пусть брат покойного своим врагам на зависть
Еще сто лет живет, с великим горем справясь,

Пусть одолеют скорбь в разлуке сыновья
И раны заживят под солнцем бытия!

Когда из моря мне напиться не хватило,
Бессильна мне помочь ручья скупая сила.

Как разрушению подвержен каждый дом —
И свитый голубем, и сложенный царем,

Мы все умрем равно, и не дворца громадой,
А тенью дерева довольствоваться надо.

По воле суеты не молкнет спор, и вот
Один приводит зло, другой к добру зовет.

Но те хулители, смущающие ближних,—
Животные, чья плоть бездушна, как булыжник.

Разумен только тот, кто правде друг и брат,
Кто бытию не лжет, несущему распад.

Тебе, рыдающий, не лучше ль терпеливо
Ждать возвращения огня в твое огниво?

Тот, кто унынию подвержен в скорбный час,
Способен лишь на то, чтоб слезы лить из глаз.

Но не жалейте слез над гробом Джаафара:
Из жителей земли никто ему не пара.

Когда мы восхвалить достоинство хотим,
Всего уместнее одно сравнить с другим.

Благоуханьем ренд {257} 257 Ренд и кулям — растения в Аравии, традиционные символы благоухания (ренд) и зловония (кулям). не стал бы славен прежде,
Чем дерево кулям раскрыло листья в Неджде.

Неодинаково скорбит о друге друг —
Один в минуты встреч, другой в часы разлук.

Блаженно спящая покоится зеница,
Но устает, когда бессонницей томится.

Терзайся, если жизнь у гробовой плиты
И мог бы выкупить, да поскупился ты.

Звезда высокая, блуждающим в пустыне
Он путь указывал — и закатился ныне.

Он ближе, чем рука — руке, и навсегда
Останется теперь далеким, как звезда.

Рок, исполняющий жестокие угрозы,
Испепеляющий обещанные розы,

Какой обновы ты не превратил в старье?
Кто выжил, испытав нашествие твое?

Ты гордого орла хватаешь выше тучи,
Ты дикого козла свергаешь с горной кручи.

И благородному и подлому — свой срок,
Но смоет их равно могучий твой поток.

От знаний пользы нет, ум — тягостное бремя,
Неразумение доходней в наше время,

И опыт жизненный к спасенью от невзгод
В уединение разумного зовет.

Но, как язычники кумирам рукотворным,
Так сердце молится своим страстям тлетворным.

Приучен к бедствиям течением времен,
Я радуюсь цепям, которым обречен.

Когда бы стоимость себе мы знали сами,
Не похвалялся бы хозяин пред рабами.

Мы — деньги мелкие, мы — жалкая казна,
Нас тратят, как хотят, дурные времена.

Вчерашний день еще совсем недавно прожит,
Но выкормыш земли вернуть его не может.

Младенцу малому при тождестве могил
Уподобляется мудрец в расцвете сил.

И все равно теперь лежащему в могиле —
Под брань иль похвалы его похоронили.

Когда приходит смерть, равно бессилен тот,
Кто одинок, и тот, кто воинство ведет.

Потомка своего иль пращура хороним,
Равно мы слезы льем, печалимся и стонем.

Зачем же у детей, рождая их на свет,
Мы отымаем то, чего добился дед?

К почету следует идти дорогой правой,
А мы наследственной довольствуемся славой.

Когда б врожденных свойств лишился человек.
Богач в ничтожестве влачил бы жалкий век.

По маю месяцу скорбит душа людская,
А нужен ей не май, а только розы мая.

Мы просим господа с небес, как благодать,
Жизнь долголетнюю любимым ниспослать.

Нам сердце веселят влачащиеся годы,
Хоть и сулят они обиды и невзгоды.

Кто человеку враг? Его душа и плоть.
От воинов твоих избави нас, господь {258} 258 От воинов твоих избави нас, господь — Под воинами бога поэт, согласно учению древних греков, имеет в виду демонов, обитающих в душе человека. !

Беда влюбленному от собственного пыла,
Мечу булатному — от верного точила.

Те, что румянец щек от ласки берегли,
Покорно падают в объятия земли

И терпят гнет ее, а мы и не успели
Забыть их жалобу на тяжесть ожерелий.

О, если б жаждущий, склоняясь над ключом,
Заране видел смерть, змеящуюся в нем!

Храбрец, чьей волею дорогами погони
Стремились красные и вороные кони,

Муж, океан войны в испытанном седле
Пересекавший вплавь на горестной земле,

Муж, для которого был как удар в лицо
Удар, чуть тронувший его брони кольцо,

Могучий муж — в бою, и нет врага в округе,
Способного копьем достичь его кольчуги.

Удары сыплются, растет их быстрый счет:
Так счетчик-фокусник число к числу кладет.

В один кратчайший миг, а может быть, быстрее
Он войско повернул десницею своею.

Но тут коварный рок спешит врагам помочь
И день блистательный преображает в ночь.

О брат погибшего под бурный гул сраженья!
Пять сыновей его — порука утешенья.

Беда пришла к тебе терпенье вымогать;
Не отдавай его, оно тебе под стать.