Array Имруулькайс - Арабская поэзия средних веков

С каким терпением тупым судьбы несешь ты бремя!
Но и упрямее тебя и терпеливей время.

Так пусть же разум победит желанья, страсти, бредни.
Живи, как будто этот день — твой день уже последний.

Жизнь — это нива, и на ней, чтоб стать тебе счастливей,
Сей то, что хочешь пожинать на этой трудной ниве.

Когда уходим мы во тьму бездонного колодца,
Что, кроме наших дел, еще как след наш остается?..

Ты разве не слыхал о тех, кого давно не стало?
Одним хвалу мы воздаем, других же ценим мало.

И если ты свое добро растратил неумело,
Ни людям пользы, ни тебе — ты лишь испортил дело.

Как щедро одаряет тот, кто щедр на самом деле!
Всегда он щедр, хотя концы сам сводит еле-еле.

Но много ль стоит щедрость тех, кого просить нам надо?
Пусть даже щедры их дары — им все равно не рады.

Самою скупостью разведены чернила,
Рукой писавшего невежество водило,

Листы сворачивала скаредность того,
Кто обещанья не исполнил своего,

Чей злополучен вид, чья близость — оскорбленье
И с кем знакомство вызывает омерзенье.

Остаться гостем в доме у него — беда!
В желудке камнем застревает там еда.

А встретится твой взгляд с его скользящим взглядом,
Почувствуешь, что он насквозь пропитан ядом.

Зато приправами не будешь обделен:
Приправил голодом все угощенья он.

Упаси меня боже защиты искать и опоры
У подобных тебе, от беды отвращающих взоры.

Мои рифмы оделись в кольчуги из черных колец
И блуждают, не зная, где кров обретут наконец.

Разве, слыша стихи мои, стал ты добрей хоть немного?
К милосердью взывали они, в них звучала тревога.

Если б сотая доля души твоей стала щедрей,
Твою черствость и скаредность люди забыли б скорей.

На них надеяться ты и не думай даже:
Их обещания обманчивей миража.

Настали времена, когда у худших власть,
И волки алчные рычат и скалят пасть.

Куда бы ни пошел, повсюду зла засилье,
Псы поделили мир, всю землю захватили.

Попросишь горсть земли у этих злобных псов,
Они ответят: «Нет!», других не зная слов.

Ты порицаешь тех, кто платит им хулою,
Но зло назвать добром — ведь тоже дело злое.

Стихи мои, шатаясь, встали в ряд.
Стихи мои и стонут и скорбят.

Среди тупоголовых пропадают
Мои стихи. Скупцы их отвергают.

От алчности рука скупца дрожит.
О, пусть удача от таких бежит!

Как будто в сговор все они вступили —
Не дать просящим, попирать бессилье.

К делам высоким звал я их не раз,—
Мои стихи, они отвергли вас.

Мне мерзко рядом с ними находиться;
Но мир велик, в нем есть куда укрыться.

Не первый я, кому пески пустынь
Нашептывают: край родной покинь!

Аллах меня всех милостей лишает —
Невежд он любит, дурней возвышает.

А ты, погрязший в алчности своей,
Ты, не творящий блага для людей,—

О, не видать бы мне тебя вовеки!
Умрешь — ничьи от слез не вспухнут веки.

К тебе дорогу щедрость не найдет,
Свет славы над тобою не взойдет.

Вот речь, в которой что ни слово,
То радость для ума живого,

И что ни слово — волшебство,
Бальзам для сердца твоего.

Речь эта — правды отраженье,
И нет в ней темных выражений,

И так остра вся эта речь,
Что подражать ей может меч.

Но кровь он только проливает,
А эта речь от зла спасает.

Хоть мускус был в мешок упрятан,
Распространяет аромат он.

Так и людей достойных слава:
Ни злой, ни лживый, ни лукавый

Не смогут скрыть ее сиянья,
И не нужны ей оправданья.

Бывает и луна порою
Сокрыта облачной грядою,

Но озарится лунный лик —
И мрак ночной развеян вмиг.

Без корабля, себе на горе,
Переплывать не станешь море.

Коль нитки у тебя сгорели,
Без ниток нет и ожерелий.

Чтоб чистыми металлы стали,
Их на огне переплавляли.

Примеры эти может каждый
В беседе привести однажды.

От них все речи стали схожи
И в Йемене, и в Мекке тоже.

Их андалусец сочинил,—
Не житель Акки их сложил.

Один достойный сделать шаг — для благородных мало:
Все дальше надо им идти во что бы то ни стало.

Желанной цели не достичь — нет хуже наказанья;
Каким бы сильным ни был страх, еще сильней желанье.

Не потому ли Моисей просил когда-то бога:
«Явись мне! Дай мне лицезреть тебя хотя б немного!»

А бог ведь с ним беседы вел и странствовал с ним вместе…
Чего же Моисей хотел? Добиться большей чести!

Хотя от близких я далек и в трудном положенье,
Дай оградить мне честь мою от горьких унижений.

Сказали мне: «Покинул ты родных, друзей и брата».
Ответил я: «Мне брат теперь… то, что в руке зажато».

Ты меня упрекаешь… О, горе тебе! Эта боль хуже всех.
Но вина бедняка ведь не так велика, как язычества грех.

На тебя потеряла любовь моя всякое право отныне,
Как должник неоплатный она, как покинутый странник в пустыне

Если тот, кто был щедрым и честным, кровавыми плачет слезами
Извинить его можно: он видит, что мир наш захвачен скупцами

Негодяи богатством гордятся, и нет им отказа нигде,
А хороших людей можешь только увидеть в нужде и в беде.

Свет седин у меня на висках проступает.
Но без света дневного ночь разве бывает?