Алишер Навои - Поэмы

Шейх впереди, как путеводный свет;
И я, несчастный, поспешил вослед.

Великий пир, явив свою любовь,
Всем избранным меня представил вновь.

С ресниц ронял я капельки дождя,
Припав к деснице моего вождя.

Тут — подхватив меня — Хосров, Джами
Поставили пред ликом Низами.

Раба печали с двух сторон храня,
Два мира взяли за руки меня.

Владели мной растерянность и страх,
Но я два мира ощутил в руках!.. [172] Но я два мира ощутил в руках!.. — Имеются в виду Хосров Дехлави и Абдуррахман Джами.

Я, пав пред шейхом на златой песок,
Припал к стопам благословенных ног.

И девяти небес бегущий свод
Завидовал слезам, что смертный льет.

Рукой участия я поднят был.
Познанья свет стезю мне озарил.

Но, как река весенняя, светло
Все в том саду струилось и текло.

И в просьбе вновь склонился я пред ним —
Святым первоучителем моим.

Растаяли, как предрассветный мрак,
Сомнения, когда он подал знак.

Он сел и сесть мне рядом приказал.
А я опять пред ним на землю пал.

Но милостиво шейх, склонив свой взор,
Десницу, как опору, мне простер.

Спросил о состоянии моем,
И я в ответ склонился в прах лицом.

Он молвил: «Благодарен будь судьбе,
Хоть в мире нет сопутника тебе!

Ты, волей неба, слова властелин,
В веках неповторимый и один.

Ты областью газелей овладел,
И блеск других газелей потускнел.

Ты мир стихом завоевал в тиши,
Не мир земной, а высший мир души.

Теперь своим и море маснави
Жемчугоносным морем назови.

Ты в царстве слова подвиг совершил,
Величий ложных сонмы сокрушил.

В моей «Хамсе» могучий твой исток,
И обо всем просить меня ты мог.

А есть в моем творенье стих такой:
«Тот, кто дерзнет соперничать со мной,

Падет бесславно! Голову ему
Мечом алмазным слова я сниму!»

И многие на то ристанье шли,
Но все на том ристанье полегли.

Когда ж Хосров о милости просил,
Сокровищницу я ему открыл.

Удел свой получили, — сам смотри,
После него несчастных два иль три.

А ты, когда на этот путь ступил,
Мысль о себе ты первый истребил.

Хоть ты — гора, ты — прах низин степных
Перед громадой замыслов твоих.

Слезами просьб скрижаль души омой
И начертаньем верности покрой!

Премудрый пир, наставник твой Джами
Нашел опору в древнем Низами.

Он, взяв калам пречистою рукой,
Путь к Истине открыл перед тобой.

И по утрам за рукопись садясь,
Еще творцу миров не помолясь,

Обдумывая новый свой рассказ,
Ты помни с чувством искренним о нас,

Благословляя каждую зарю
Словами: «С вашей помощью творю!»

И знай — о чем бы нас ты ни просил —
Неисчерпаем ключ извечных сил!

Когда б тебе мы все не помогли,
«Хамсу» бы ты не создал, сын земли.

Как смог бы ты свой перл без нас добыть,
В два года «Пятерицу» завершить?

Те пять сокровищ, что тебе даны,
От ограбления ограждены,

Пять ожерелий, где в замке — алмаз,
Надежно скрыты от враждебных глаз.

Твой труд свершен. Но сам не знаешь ты
Сокровищ, что в душе скрываешь ты.

Ты с чистой просьбой к нам пришел, любя,
И люди тайны приняли тебя; [173] И люди тайны приняли тебя… — Всех названных в этой главе великих поэтов Навои считает познавшими божественную тайну жизни и мироздания.

Те, что вязать и разрешать вольны,
С тобой отныне, в помощи сильны.

Мы ведаем, что совершенен шах,
Что для него блаженства мира — прах,

Султан Гази, [174] Султан Гази… — Гази — буквально: «верный», преданный аллаху. Так Навои именовал султана Хусейна Байкару. чей нерушимый щит
На страже справедливости стоит,

На девяти высоких небесах
Благослови его святой аллах

За то, что в век его явился ты
И что на подвиг свой решился ты!

Ты совершил свой труд. Века пройдут,
Но дум твоих плоды не опадут».

Услышав шейха, я из праха встал,
Благоговейно, но без страха встал.

И руки древний шейх горé вознес
И так молитвословье произнес:

«Господь! Пока твой светлый мир цветет,
Пусть будет счастлив каждый в нем народ.

Да будет всем земля ковром услад,
Где радость, песни и плодовый сад!

Пусть на престоле мира сядет мир,
И люди все придут к нему на пир.

И в радости, в веселье заживут,
Пока не призовет их божий суд.

Пусть в мире справедливость и покой
Воздвигнут совершенные душой!»

Как книгу, шейх сложил ладони рук,
Умолк словам его вторивший круг.

Моленье добрых слышно в небесах.
Моленью добрых внемлет сам аллах.

И вновь о «Пятерице» я воззвал,
Страницу за страницей доставал,

И на землю слагал их, орося
Слезами, покровительства прося:

«Вот — порожденье сердца моего,
Росток, где новой речи торжество!

Великодушны были вы к нему,
К заветному творенью моему.

Пять книг моих… Перелистайте их
И благосклонно прочитайте их!

Пусть ваши руки их благословят,
Пусть наши внуки их усыновят!»

И поднял шейх творение мое,
Живое откровение мое;

И молвил пиру: «Милость изъяви,
Сокровищницу слов благослови!

Просящий этот — нам как младший сын,
Последний урожай моих долин.

Те, кто за ним пойдут тропою сей,
Нам будут сыновьями сыновей.

Благослови его — душой велик!
Он — верный твой мюрид и ученик».

Когда мой пир к молитве приступил,
Весь круг мужей ладони рук сложил.

Молитва та, звучавшая в тиши,
Была бальзамом для моей души.

Как кит, я выплыл к свету из пучин,
Когда они промолвили: «Омин!»

И тая, словно отблески зари,
Сказали мне: «Царя благодари».

При звуке этих слов очнулся я,
Как бы от обаянья забытья.