Джалаладдин Руми - Дорога превращений. Суфийские притчи

Всем слабым со дня, как ношу я корону,
Защита оказана и оборона.

С тех пор, как я стал над землею царить,
Обидчики зло перестали творить,

И свет правосудия пролил везде я,
А только во тьме обитают злодеи!»

Шепнул мотылек: «Умоляю о том,
Чтоб ветер предстал перед царским судом:

Он мучит безвинно, гоняет нас всуе:
Едва он подует, как мы врассыпную!

О царь, ты щадить нас ему повели,
Чтоб мудрость твою мы прославить могли!»

Сказал Соломон: «Справедливость мы явим,
Ответчику слово теперь предоставим:

Коль ветер тобой во грехе обвинен,
Пред царские очи да явится он!»

Тут ветер явился по царскому зову:
Едва он повеял, чтоб вымолвить слово,

Как тотчас без лишних речей наутек
Пустился почуявший страх мотылек.

А царь ему вслед: «Ну куда же, куда ты?
Еще моего не услышал суда ты!»

Но тот прошептал: «Так я ветра боюсь,
Что лучше из зала суда удалюсь!..»

...Встречаясь со злом, с беззаконьем и ложью,
На них ты готов призывать кару Божью,

Но, только лишь явит Свой лик Судия, —
Ты в страхе бежишь! Где ж решимость твоя?..

Однажды в небогатое село
Кочевников-огузов принесло,

И там, прибегнув к методам скорейшим,
Огузы захватили двух старейшин.

Грабитель одного к стене прижал
И, угрожая, выхватил кинжал.

Вскричал старик: «Властители пустыни!
Какая вам корысть в моей кончине?

Ведь я – больной, покинутый и нищий,
Нет в доме у меня ни крошки пищи!»

Главарь ему: «Тебя распотрошим —
И твоего соседа устрашим:

Второй старик, что жаден и богат,
Расскажет нам, где прячет он свой клад!»

А старец им: «Клянусь, мы оба нищи,
Пошлите наши осмотреть жилища!»

Но тут второй старик вскричал: «О нет:
На поле он зарыл пятьсот монет!»

Ответил первый: «Если правда это,
И я боюсь отдать свои монеты, —

То пусть погибнет нищий мой собрат,
Чтоб от испуга отдал я свой клад!»

Был скорбен и задумчив раб Лукман:
Хозяин в нем подозревал обман,

Но, преданный хозяину всех боле,
Он пекся об одном – о Божьей воле.

Всё это видя, прочие рабы
Брыкались и вставали на дыбы,

Составив план – покрыть его позором:
Ведь он для них служил живым укором.

И вот, в саду наевшись фруктов всласть,
Вместо того, чтоб их в корзины класть,

Они подняли крик: «Плодов не стало,
Всё съел Лукман – бесстыдный объедала!»

Лукман в ответ: «Ну нет, я не согласен,
И ты хозяин, нас проверить властен:

Ты едкий щелок в воду положи
И нам, рабам, напиться прикажи,

А сам, воссев на быстрого коня,
Хлещи кнутом – как их, так и меня!..»

...Бегут рабы, спасаясь от кнута,
И пищу извергают их уста.

Так их наветы с правдою не спелись:
Узрел хозяин, чем они наелись.

Один Лукман тотчас оправдан был:
Ведь он в тот день одну лишь воду пил!..

Хозяина Лукман разумностью пленил,
И тот его с тех пор так высоко ценил,

Что вместе с ним всегда садился он обедать,
И блюдо каждое давал ему отведать,

И лишь когда Лукман вкус пищи проверял,
То и хозяин ел и тоже одобрял.

Вот как-то он зовет Лукмана: «Слушай, ныне
К обеду нам сосед прислать изволил дыню.

Попробуй поскорей – сладка она, иль нет?»
Вкушает раб кусок с восторгом, как шербет,

А тот ему уже дает второй и третий —
Лукман смакует их, как будто нет на свете

Вкусней. А господин глядит, как раб жует:
«Ну что ж, пора и мне наполнить свой живот!»

Но только он кусок от дыни откусил,
Как тотчас побледнел, вскричал, лишился сил, —

Так горечь обожгла и рот, и всю утробу,
Что час ему пришлось отлеживаться, чтобы

Прийти опять в себя. И он спросил раба:
«Как мог ты это есть? Как понимать тебя?

Притом ведь на лице твоем сияло счастье?!»
А тот в ответ: «Во мне ты принимал участье,

Меня ты одарял сочувствия теплом,
Блаженствовал всегда я под твоим крылом.

И, если б от тебя взять горечь отказался,
Предателем бы я позорным оказался:

Чтоб языка не жег прогорклой дыни кус,
Неужто от любви твоей я отрекусь?!.»

...Любовь из медяка чеканит золотой
И претворяет яд в целительный настой,