Ольга Петерсон - Наследники Вюльфингов [предания германских народов средневековой Европы в пересказах Е. Балобановой, О. Петерсон]

— Милая сестра, — сказал тогда Гизельгер, — когда так любовно звала ты меня сюда из-за Рейна, мог ли я думать, что такое горе ожидало меня здесь? Я всегда был тебе верен и никогда не делал зла и, выезжая сюда, думал найти в тебе друга. Так будь же теперь к нам милостива!

— Не могу я помиловать вас, — отвечала Кримгильда, уж и раньше много горя причинил мне Гаген из Тронеге; теперь же еще убил он моего сына. Но если согласитесь вы выдать мне моего врага, то я постараюсь помирить вас со здешними витязями.

— Того не допустит Бог! — воскликнул Гернот. — Если бы была нас тут целая тысяча, мы все полегли бы мертвые прежде, чем выдали бы тебе одного из нас!

— Итак, мы должны умереть! — подхватил Гизельгер. — Пусть же выходят биться с нами все кто хочет! Никогда еще не платил я другу вероломством!

Разгневанная Кримгильда приказывает загнать Нибелунгов в зал и поджечь его со всех четырех концов. Сильный ветер раздувает пламя, и скоро все здание стоит в огне. Воины терпят страшные муки от нестерпимого жара. Муки их усиливаются от невыносимой жажды. Гаген советует доведенным до отчаяния воинам утолить жажду кровью убитых.

— В жар это еще лучше вина, — говорит он, — и в нашем положении больше нечего делать.

Воины следуют его совету и, припав к свежим ранам, с жадностью пьют кровь. Между тем головешки градом сыплются в зал, и Гаген дает совет стать вдоль каменных стен и прикрываться от головешек щитами. Сам же Гаген с Фолькером по-прежнему стоят на страже у входа в зал.

Перед наступлением утра оба они по совету Фолькера вошли в зал, надеясь, что гунны, никого не видя, подумают, что все гости погибли в огне. Утренняя прохлада освежила бойцов; вместе с тем и пламя сократилось, пожрав все, что было ему доступно. Но в обгоревшем зале были еще живы три короля и с ними шестьсот отважных воинов.

Узнав от соглядатаев, что еще не все Нибелунги погибли, Кримгильда снова вызывает против них бойцов, соблазняя их полными щитами золота. Но непобедимы бургундские воины, и гунны не могут ворваться в зал, хотя число их скоро удваивается.

С горем смотрел Рюдигер, как погибали бойцы с той и другой стороны, и слезы катились по его лицу.

— О горе мне! — восклицал он. — С какою радостью покончил бы я дело миром, но теперь король уже ни за что на это не согласится.

Добрый Рюдигер послал спросить Дитриха, не может ли он уладить дело, но Дитрих отвечал, что это невозможно — король ни за что не пойдет на примирение.

Увидал плачущего Рюдигера один из гуннских воинов и указал на него королеве.

— Вот стоит тот, кто пользуется у тебя с королем наибольшей властью и почетом, — сказал он, — никого не наделял король столькими бургами и землями, как его, а между тем в этой битве он не нанес еще ни одного удара. Говорят, что никого нет отважнее его, мне же сдается теперь, что это ложь.

Взглянул на него Рюдигер и подумал: за это ты должен поплатиться! И, сжав кулак, бросился на гунна, и ударил его с такою силой, что тот замертво повалился у его ног.

— Так вот же тебе, злой трус! — воскликнул Рюдигер. — И без тебя довольно у меня горя! И я изо всех сил бился бы с гостями, если бы не сам я привел их сюда. Потому-то и не могу я напасть на них.

Заплакала Кримгильда, видя, как Рюдигер сшиб с ног гуннского воина.

— Говорил ты нам всегда, Рюдигер, что за меня с королем готов отдать и жизнь, и честь; мне же клялся ты служить верой и правдой до самой нашей с тобой смерти! Сдержи же свою клятву: никогда еще не нуждалась я так в твоей службе.

— То правда, клялся я в этом, — отвечал ей Рюдигер, — и всегда готов я отдать за вас свою честь и жизнь, но никогда не клялся я погубить за тебя свою душу: ведь сам я привел сюда твоих высокородных братьев.

— Припомни, Рюдигер, как мне клялся ты в неизменной верности и в том, что поможешь мне отомстить тому, кто меня обидел или причинил мне вред. Теперь тебе напоминаю я об этой клятве.

Славный Этцель тоже стал его упрашивать и вместе с королевой кланялся ему в ноги.

— Горе мне, забыл меня Господь! — воскликнул Рюдигер. — На чью бы сторону ни стал я теперь, я все равно поступлю нехорошо и бесчестно; если же останусь я в стороне — меня осудят все люди. Научи меня, Господи, что делать!

— Возьми от меня назад все бурги и земли, золото и все сокровища, что дал ты мне за мою службу, — говорил он Этцелю, — пусть неимущий и босой уйду я на чужбину из твоей земли.

— Что в том мне толку? — отвечал ему Этцель. — Готов я отдать тебе и остальные свои бурги и земли, — пусть со мною наряду стоишь ты могучим королем, лишь отмсти за нас нашим врагам!

— Могу ли я на них напасть? В свой дом привел я их, кормил их своим хлебом и поил своим вином, дружбу свою и верность им обещал и оделял дарами, молодому Гизельгеру отдал я в жены свою дочь, — так как же мне теперь убить их?

— Сжалься над нами, благородный Рюдигер, — молила его Кримгильда, — подумай обо мне и о короле! Никто никогда не терпел еще столько бед от своих гостей.

— Хорошо же! Сегодня еще заплатит вам Рюдигер за все, что вы с королем для него сделали, — заговорил наконец Рюдигер, — нельзя дальше раздумывать: сегодня же должен я умереть. Сегодня же земли мои и бурги ста нут свободны и возвратятся вам. На вашу милость оставляю я жену свою и дочь и всех, кого покинул я в Бехларне.

— Да наградит тебя Господь! — отвечал ему король.

Рюдигер приказал своим воинам вооружиться и повел их к залу, где засели Нибелунги. Издали увидал его Гизельгер и обрадовался: думал он, что это друг шел к ним на помощь. Но Рюдигер, приблизившись к залу, опустил на землю свой щит и громко проговорил:

— Защищайтесь, благородные бургундские воины! Не радость приношу я вам, а горе. Прежде были мы с вами друзья, а теперь стали враги!

Тщетно напоминали ему Гунтер и Гернот о прежней его любви к ним и верности.

— Ах, если бы Господь судил вам вернуться на Рейн, а мне умереть здесь с честью! — восклицал только Рюдигер.

— Награди тебя Господь, Рюдигер, за твой подарок, — сказал Гернот, — твое оружие и теперь еще при мне, — ни разу еще не изменяло оно мне в нужде.

— Что делаешь ты, Рюдигер? — заговорил и Гизельгер. — Неужели хочешь ты так скоро видеть вдовою свою дочь? Не по-дружески поступишь ты, если нападешь теперь на нас и на меня, — ведь, веря твоей дружбе, решился я жениться на твоей дочери.

— Не забудь своего обета верности, благородный король, — сказал ему на это Рюдигер, — и если Бог даст тебе уйти отсюда невредимым, не вымещай моей вины на бедной девушке.