Коллектив авторов - Антология средневековой мысли. Том 2

Но как ни безмерно высока и редка такая отрешенность, есть еще одна степень, поднимающая человека на более гордую высоту совершенства в достижении его конечной цели. Это совершает любовь, которая сильна, как разбивающая наше сердце смерть! И это бывает, когда человек отрекается и от вечной жизни, и от сокровищ вечности — от всего, что он мог бы иметь от Бога и Его даров; так что вечную жизнь для себя и ради себя он ясно и сознательно никогда уже не принимает за цель и не радеет о ней; когда надежда на вечную жизнь его больше не волнует и не радует, и не облегчает его бремени. Лишь это — истинная степень подлинного и совершенного отрешения. И только любовь дает нам такое отрешение, любовь, которая сильна, как смерть: она убивает в человеке его самость и разлучает душу с телом, так что душа, ради пользы своей, уже не хочет иметь ничего общего с телом и ни с чем ему подобным. А потому расстается она вообще с этим миром, и отходит туда, где ее место по заслугам ее. А что же иное заслужила она, как не уйти в Тебя, о, Боже Предвечный, если ради этой смерти через любовь Ты будешь ее жизнью.

Чтобы совершилось это с нами, в том да поможет нам Бог! Аминь.

Св. Лука говорит в своем Евангелии, что Господь наш Иисус Христос пришел в одно селение. Там встретила Его жена по имени Марфа; у нее была сестра, именем Мария; она сидела у ног нашего Господа и внимала речам Его; а Марфа заботилась о большом угощении и служила возлюбленному Христу.

Три вещи побудили Марию сидеть у ног Христа. Первая — та, что благость Божия охватила ее душу. Вторая — невыразимое томление: она томилась, не зная о чем, и хотела, не зная чего. Третья — сладостное утешение и радость, которые черпала она из вечного слова, истекающего из уст Христа.

И три вещи заставили Марфу хлопотать и служить возлюбленному Христу. Первая — та, что она была старшей и по внутренней своей сути привыкла справлять самое насущное, потому что она полагала, что никто не справится с этим так хорошо, как она. Вторая — мудрое понимание, что, следуя велениям любви, она наилучшим образом устроит внешние дела. Третья — великое достоинство дорогого гостя.

Учители говорят, что Бог готов поддержать всякого человека в его духовных и телесных нуждах до самого предела его желаний. То, что Бог насыщает нас духовно и то, что Он насыщает нас чувственно, можно увидеть на примере возлюбленных друзей Божиих. Насыщая наше чувственное естество, Бог дает нам утешение, радость и удовлетворение, но, чтобы не изнежиться, возлюбленные друзья Божий переводят все это в область внутренних чувств. Духовное же удовлетворение происходит в духе. Я говорю о духовном удовлетворении, когда, испытывая блаженство, высочайшая вершина души не опускается вниз, дабы не потонуть в наслаждении, а располагается над нею в силе своей. Только тогда человек пребывает в духовном благополучии, когда тварной любви или скорби не удается склонить к себе высочайшую вершину души. Тварью же я называю все, что ходит под Богом.

Тогда Марфа говорит: «Господи, скажи ей, чтобы помогла мне». Марфа сказала это вовсе не от неприязни, скорее она сказала так из благорасположения, коим побуждалась к сему. Следует счесть это благорасположением или благожелательным упреком. Почему же? Посмотрите! Марфа видела, что Мария наслаждается от всей души. Марфа знала Марию лучше, нежели Мария Марфу, ибо Марфа жила долго и праведно; ведь жизнь дарует самое благородное знание. Жизнь лучше, нежели радость или свет знакомит со всем, что можно повстречать под Богом, и даже в какой-то мере знакомит полнее, чем свет вечности. Вечный свет дает познание себя и Бога, но не дает познания себя без Бога. Когда видят только самих себя, тогда лучше замечают, что подобно, а что неподобно. Об этом свидетельствует святой Павел, а также языческие учители. Св. Павел, видевший в своем экстазе Бога и себя самого духовно в Боге, не мог с точностью разглядеть в себе никакой добродетели, которая присутствовала бы зримым образом; и все оттого, что не подкреплял ее делами. Языческие учители, упражняясь в добродетели, достигали такой высокой степени познания, что всякую добродетель познавали образней, нежели Павел и святые в своем наивысшем экстазе.

Так же было и с Марфой. Потому и словами своими: «Господи, скажи, дабы она мне помогла» она как бы говорила: «Моей сестре кажется, что она может все, что хочет, покуда сидит при Тебе, утешаясь Тобою. Дай ей понять, так ли это, вели ей встать и уйти от Тебя». Это шло от нежной любви, хоть и говорила она сердито. Мария пребывала в таком томлении, что не ведала, почему томилась, и желала, не ведая, чего желала. Есть у нас подозрение, что милая Мария сидела подле Христа более по своей воле, нежели ради духовной пользы. Потому Марфа и сказала: «Вели ей встать!», ибо она опасалась, что та оцепенела в своем сладострастии и не сдвинется с места. Тогда Христос ответил ей и сказал: «Марфа, Марфа, ты заботишься и суетишься о многом, а одно нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее». Это слово Христос сказал Марфе, не порицая ее, напротив, он ответил ей и дал утешение, что Мария станет такой, как того желала Марфа.

Отчего же Христос так сказал и дважды назвал ее по имени? Исидор говорит: нет сомнения, что Бог до того времени, когда стал человеком, и после того времени никогда не называл по имени тех, кто мог бы когда-либо погибнуть. Кого Он не называл по имени, с теми было не все ладно. «Именованием» же, которое дает Христос, я называю Его предвечное знание, непреложное извечное до сотворения всех тварей начертание в живой книге «Отец, Сын и Дух Святой». Те, что там были названы, и то, что Христос запечатлел в имени, облачив его в слово, — из тех людей ни единый не погиб. О том свидетельствует Моисей, к которому Бог сам обратился: «Я знаю тебя по имени...» (Исх. 33, 12), и Нафанаил, которому Христос сказал: «Я видел тебя, под смоковницею...» (Ин. 1, 50). Смоковница означает Бога, в коем имя Нафанаила было записано извечно. Стало быть, засвидетельствовано, что из тех людей никто не погиб, и никогда не погибнет тот, кого возлюбленный Христос назвал человеческими устами из превечного Слова.

Почему же Марфу Он дважды назвал по имени? Этим Он хотел сказать, что всякое временное и вечное благо и все, чем могла бы обладать тварь, дано Марфе в полной мере. Когда Он в первый раз сказал «Марфа», Он свидетельствовал ее совершенство в мирских делах. Когда в другой раз Он сказал «Марфа», то свидетельствовал, что у нее нет недостатка ни в чем, что потребно для вечного блаженства. Потому Он сказал: «Заботишься и суетишься о многом», а думал при этом: ты стоишь при вещах, но не вещи в тебе; у тех много забот, кому трудно во всяком своем деле. Затруднений не знает тот, кто все свои дела справляет по образу вечного света; и такие люди стоят при вещах, а не в вещах. Они стоят к ним совсем близко и все же обретают не меньше, чем если бы стояли там наверху, у границ вечности. «Совсем близко», — сказал я, ибо все твари «посредствуют». Есть два вида «средств». Одно из них то, без которого нельзя войти в Бога, — это мирское делание и совершение во времени, и оно не умаляет вечного блаженства. Делание — когда внешне упражняются в делах добродетели; а совершение — когда с духовным целомудрием упражняются внутренне. Второе же средство — отрешиться от первого. Поскольку мы для того помещены во время, чтобы через мирское разумное совершение стать ближе и подобнее Богу. Именно это подразумевал св. Павел говоря: «...поступайте осторожно... дорожа временем, потому что дни лукавы» (Еф. 5,15-16). Дорожить временем значит непрестанно с разумением восходит к Богу , и не в разноликости образных представлений, а в разумной правде жизни. «Потому что дни лукавы» означает, что день указывает на ночь. Не было бы ночи, не было бы дня, и никто бы не говорил о нем, поскольку все было бы единым светом; именно это подразумевал Павел, ибо светлая жизнь слишком мала, и в ней можно увидеть и тьму, которая закрывает великий дух и затемняет вечное блаженство. Это же разумел Христос, говоря: «...ходите, пока есть свет» (Ин. 12, 35), ибо кто творит в свете, тот восходит к Богу, свободный и чистый от всего, что посредствует: его свет есть его совершение, а его совершение — его свет.