Ольга Петерсон - Рыцари Круглого Стола [предания романских народов средневековой Европы в пересказах Е. Балобановой и О. Петерсон]

Дама Richesse танцевала со своим пажом. Артур Бретонский [23] Король Артур — см. романы о Круглом Столе. , только что вернувшийся из страны туманов, держал за руку даму Largesse [24] Largesse — Щедрость, читается «Ляржес». . Одета она была еще с большим великолепием, чем дама Richesse, хотя и не имела ее драгоценных камней, и сама была очень миловидна и грациозна; но ее надо видеть в ее замке, — какая она там прелестная, великодушная хозяйка! Трудно расточать золото с большей грацией! Она ведь из потомства Александра, и самое большое ее удовольствие — протягивать руку с пригоршней золотых монет и говорить: «Возьми!» Бог наградил ее за великодушие ее сердца. Изобилие — ее верная подруга; перед ней заискивают все, все охотно идут на ее службу. Ненавидеть можно ее заочно, но, увидав, нельзя не полюбить!

За нею следовала Franchise [25] Franchise — Откровенность, читается «франшиз». — милое дитя, белое как снег, с длинными вьющимися волосами и невинным видом голубки; сердце у нее такое доброе, что нет ни одного существа, которое не залюбовалось бы ею и не полюбило бы ее. На ней был накинут плащ невинности из белоснежного сукна — самая красивая одежда на свете! Она танцевала с рыцарем, прекрасным Виндзором [26] Windzor — английский город; почему вспомнил его в своей поэме Лоррис, неизвестно. . Кто такой был он, я не знаю.

Вслед за ними стоял я со своею дамою, дамою Courtoisie. Она общая любимица, сердце ее не знает гордости; она добра и приветлива со всеми, а ум ее и веселое остроумие делают ее очаровательною; она как луна, блеск которой затмевает блеск самых светлых звезд, что кажутся при ней не ярче свечки. Она достойна быть царицей.

За нами танцевала прекрасная дама Oyseuse, та, что отворила мне двери сада, а с ней был незнакомый мне рыцарь, носивший цвета дамы Courtoisie. Я был одет в цвета прекрасной дамы Oyseuse — помните, что она первая открыла мне двери сада!

Сзади всех стояла Jeunesse [27] Jeunesse — Юность, читается «Жёнес». со своим кавалером. Легкое, веселое дитя, двенадцатилетнее дитя, со светлым, улыбающимся лицом, прыгала она в «кароле» [28] Carole — танец, который они танцевали. вместе со своим кавалером, столь же юным ребенком. Они вертелись, прыгали, смеялись, смешивали фигуры, мешали и увлекали всех других.

По окончании танца я пошел бродить по саду: здесь каждый мог делать что хотел. Я пошел по прекрасной аллее из роскошных лавров, сосен, орешников и тутовых деревьев, и попал я в удивительную часть сада, где было множество всяких плодов: на деревьях висели спелые яблоки, гранаты (очень полезные для здоровья), разные орехи; особенно привлекательны были те, что походили на мускатные, но они не были ни горьки, ни пресны; тут были персики, и вишни, и груши, и каштаны, и фиги, и миндаль. Да чего-чего тут не было? Самый прихотливый лакомка нашел бы для себя здесь роскошный пир.

Миновав эту часть сада, я вошел в тенистый парк, где группами росли и манили под свою сень буки, кипарисы, сосны, высокие оливы, дубы, ели, липы; в тени их росла роскошная трава — ее здесь не сжигало солнце.

Везде прыгали быстрые белки, бегали кролики, везде журчали светлые ручьи, и нигде не было видно ни одной жабы или какой-нибудь другой гадины. Déduit приказал устроить множество трубок, по которым вода из ручейков поднималась кверху и с тихим ропотом сбегала в мраморные бассейны. Цветов здесь было такое множество, что аромат их распространялся на далекое расстояние, и у меня даже немного кружилась голова. Наконец я добрался до удивительного места: здесь тихо журчал по каменьям светлый многоводный ручей, над которым склонилась старая развесистая ель, самая старая и большая из всего сада. Ручей сбегал в белый мраморный бассейн, на котором была высечена надпись: «На этом месте умер когда-то прекрасный Нарцисс».

Нарцисс, как вам, вероятно, известно, был необыкновенно красивый юноша, имевший такое жестокое сердце, что не было существа на небе или на земле, которое бы он любил. Очень страдала от этого его подруга и товарищ детских лет Эхо. И взмолилась легкокрылая Эхо к богу Мщения, прося его поразить Нарцисса такою любовью, чтобы сердце его наконец растаяло, как лед на солнце, и был бы наказан он за свою жестокость к людям. Услышал бог Мщения мольбу Эхо и решил поразить Нарцисса неслыханной любовью. Вот однажды возвращался Нарцисс с охоты, усталый и мучимый жаждой; увидел он этот светлый ручей и густую ель, склоненную над ним, лег он в ее тени и наклонился над источником, чтобы напиться его чистой воды, и увидел он в нем свое отражение; не понимая, что это был его собственный облик, полюбил он мгновенно юношу, чей образ видел он в воде: сердце его вдруг растаяло и смягчилось. И стал повсюду искать этого светлого юношу бедный себялюбец Нарцисс и, не найдя его нигде, лишился рассудка и умер у того самого ручья, в котором в первый и последний раз увидал он свое отражение.

Узнав, на каком страшном месте я сижу, я испугался и хотел было бежать без оглядки, чтобы не постигла и меня судьба Нарцисса, но, понемногу успокоившись, наклонился над светлым ручьем. Не было, кажется, на свете такого светлого ручья; на дне его сияют при солнце тысячею огней блестящие хрустальные камешки, и само русло, выложенное белым камнем, кажется серебряным; отражается в ручье весь прекрасный сад, отражаюсь и я в нем, но что такое мое отражение перед всем этим великолепием? Нет, не боюсь я судьбы Нарцисса!

Но меня ждала другая судьба, столь же плачевная: слишком долго оставался я у ручья Нарцисса!

Когда я поднял голову, увидел я на самом берегу, за изгородью, огромный розовый куст, покрытый бутонами и едва распустившимися розами. Говорят, что сорванная роза живет только один день, и я выбрал самый красивый бутон, — бутоны живут дольше, я хотел его сорвать, но вокруг него иглы, репейник и колючая изгородь подняли свои шипы, угрожая моей чересчур смелой руке… А Амур давно уже подкарауливал меня, и захотелось ему пошутить над бедным смертным: прицелился он из своего белого лука, и попала его стрела прямо мне в сердце. Упал я почти без чувств на землю, и, когда пришел в себя, кровь сочилась из моей раны капля за каплей. Вынул я стрелу Амура и прочитал надпись: Красотой звалась она. Еще больше понравилась мне теперь роза, еще сильнее захотелось мне сорвать ее, но вот злой Амур выстрелил в меня второй своей стрелой — Кротостью, и попала она мне в глаз… Никогда уже не вынуть мне ее наконечника! Надо было мне бежать после этой стрелы, но ноги мои не двигались, и тогда попала в меня третья стрела — Вежливость, и повергла она меня на землю; не мог я ее вытащить, осталась она во мне вместе с оливковым древком своим; рана же была глубока и широка…

Успокоившись немного, привстал я с земли — и тут новая стрела, Откровенность, настигла меня… Но вместо того чтобы окончательно пасть во прах, я вскочил на нош и, собрав последние силы, кинулся к розе — шипы, репейник и колючий кустарник не пустили меня к ней, и стало мне не только больно, но и тоскливо. Чувство одиночества охватило меня, я готов был излиться в жалобах, но новая стрела — Очарование — повергла меня ниц, и хотя я и вынул ее древко, но наконечник остался. Никогда уже не залечить мне моих ран! Большие страдания и большие наслаждения приносят они в жизнь: не было бы счастья, если бы несчастье не оттеняло его.