Фернандо де Рохас - Селестина

М е л и б е я. Бога ради, не медли. Скажи мне, кто же так обезумел от боли, что решил, будто болезнь и лекар­ство имеют общий источник?

С е л е с т и н а. Тебе, сеньора, верно, знаком юный ка­бальеро, чистокровный дворянин по имени Калисто.

М е л и б е я. Так, так, так! Довольно, тетушка, не про­должай. Так вот больной, для которого тебе понадобилось столько вступлений к твоей просьбе! Ради него ты пришла сюда искать смерти? Ради него решилась на столь пагуб­ное дело, бородатая бесстыдница? Что случилось с этим беспутным, что ты явилась сюда в подобном волнении? Сумасбродство — вот его болезнь. Что ты на это скажешь? Что сталось бы со мной, не догадайся я, кто этот безумец? С какими словами ты ко мне подбиралась? Не зря гово­рится, что самое вредное у дурного человека — мужчины или женщины — это язык. Чтоб тебе сгореть, коварная сводня, ведьма, враг честных людей, зачинщица тайных преступлений! Иисусе, Иисусе! Уведи ее прочь, Лукресия, не то я умру, у меня вся кровь кипит! Поделом мне, поде­лом и худшая беда тому, кто слушает таких, как она. Право, когда бы я не дорожила своей честью и решилась огласить дерзость этого наглеца, уж я бы постаралась, что­бы и твоим разговорам, злодейка, и жизни пришел конец!

С е л е с т и н а (в сторону). Не в добрый час я сюда яви­лась, если не поможет мое заклятие! Да ладно! Я знаю, с кем имею дело. Сюда, брат, не то все пропало!

М е л и б е я. Не смей бормотать, не то я совсем разо­злюсь и накажу тебя вдвое! Ты собиралась убить мою честь, чтоб даровать жизнь помешанному? Ввергнуть меня в пучину горя, чтобы порадовать сумасброда, а самой получить прибыль от моего позора, награду за мой грех? Погубить и разрушить семью и доброе имя моего отца, чтобы на этом нажить себе славу, проклятая старуха? Ты думаешь, я не заметила твоих подходов, не догадалась о твоем гнусном поручении? Но клянусь, что в благодар­ность я помешаю тебе далее гневить бога и положу конец дням твоим. Отвечай, обманщица, как ты на это решилась?

С е л е с т и н а. Страх, сеньора, мешает мне оправдаться. Невиновность моя придает мне мужество, а твой разгне­ванный вид смущает; и всего более я печалюсь и кручи­нюсь о том, что терплю обиду без всякого повода. Бога ради, сеньора, дай мне сказать, и тогда ты не станешь его винить, а меня осуждать! И увидишь, что это не бесчест­ные происки, а дело, угодное богу, оно исцелит больного и не повредит доброй славе врача. Кабы я знала, сеньора, что ты так легко меня заподозришь, я бы не посмела заго­ворить с тобой о Калисто или о любом другом кабальеро, хотя бы ты мне это и разрешила.

М е л и б е я. Боже мой! Не смей говорить со мной об этом сумасшедшем вертопрахе, об этом пугале, долговязом аисте, разодетом уроде, иначе я умру на месте! Это, верно, тот, что, увидев меня на днях, стал нести околесицу, при­кидываясь любезником! Передай ему, тетушка, пусть не воображает, будто всего добился и победил, если я выслу­шала его глупые речи и не наказала его, — я думала, что лучше счесть его умалишенным, чем предать огласке столь безмерную дерзость. Пусть он откажется от своих намере­ний подобру-поздорову, не то может случиться, что ни один разговор в жизни не обойдется ему так дорого. Знай, побежден тот, кто признал свое поражение, — я же невре­дима, а он попусту хвалится. Сумасшедшему чудится, что все вокруг такие же. С этим ответом ты к нему и возвра­щайся, другого от меня не получишь и не дождешься. На­прасно просить того, кто не может быть милосердным. И благодари бога, что так дешево отделалась. Немало мне в свое время рассказывали о тебе и предостерегали, да только я сразу не поняла, кто ты такая.

С е л е с т и н а (в сторону). И Троя защищалась, да не выстояла! Не таких бешеных доводилось мне укрощать. Буря долго не бушует!

М е л и б е я. Что ты сказала, подлая? Говори громче. Есть ли у тебя оправдание, чтобы успокоить мою досаду и повиниться в своей дерзости?

С е л е с т и н а. Пока живет в тебе гнев, оправдания только повредят мне. Ты слишком сурова, да я и не дивлюсь этому: юная кровь и на малом огне закипает.

М е л и б е я. На малом огне? Тебе этого мало, потому что ты еще жива, а я еще терплю твою безмерную наглость! Какое слово ты хотела услышать? Ты сказала, что это мне пойдет на пользу. Говори все до конца, может хоть этим искупишь свой проступок!

С е л е с т и н а. Ему сказали, что тебе известна наго­ворная молитва святой Полонии от зубной боли, сеньора. А также здесь может помочь твой шнурок, прикасавшийся, по слухам, к святыням Рима и Иерусалима. Несчастный кабальеро страдает и умирает от зубной боли, только по­тому я и пришла. Но раз слова мои получили столь гнев­ный отпер, пусть терпит свои мучения; сам виноват, что выбрал такую неудачливую посланницу. Уж если среди многих твоих добродетелей не нашлось для меня жалости, не найти мне и воды в море, когда б он послал меня за ней. Но помни, месть дает лишь мгновенную радость, а милосердие — вечную!

М е л и б е я. Если ты пришла только за этим, почему сразу же не объяснила? К чему скрытничала?

С е л е с т и н а. Сеньора, помыслы мои были чисты, и я не думала, что ты заподозришь дурное, хотя бы я потра­тила еще меньше слов. Я говорила напрямик, ибо правде не нужны прикрасы. Сочувствие к его страданиям, вера в твое великодушие задушили мою речь еще в зародыше. Тебе, сеньора, известно, что страдание волнует, а от волне­ния язык не слушается, теряя согласие с рассудком, и ты, бога ради, не осуждай меня! Если же я еще в чем согре­шила, пусть не пойдет это мне во вред, ибо виновата я только в том, что была посланницей виновного. Пусть ве­ревка не рвется там, где тонко. Не будь паутиной, которая страшна только для слабых. Да не ответят праведники за грешников. Будь подобна правосудию божественному, воз­гласившему: душа согрешающая да умрет! — и человече­скому, которое никогда не карает отца за сына и сына за отца! Не гоже, сеньора, чтобы дерзость Калисто стала причиной моей гибели. Правда, достоинства его таковы, что я не удивлюсь, если за его вину накажут меня. Ведь мое ремесло — служить ближним: этим живу я и этим кормлюсь. Никогда не старалась я досадить одним, чтобы угодить другим, хотя твоей милости и наговорили тут бог весть что. И все-таки, сеньора, истинную правду не сдуешь ветром клеветы. Мне одной поручают эти невинные сделки. На весь город не много найдется недовольных мною. За чем бы меня ни послали, я все выполняю, словно у меня двадцать ног и столько же рук.

М е л и б е я. Этим меня не удивишь; не зря говорят, что довольно и одного умелого искусителя, чтобы совра­тить целый город. Таких похвал наслушалась я твоим ко­варным хитростям, что трудно поверить, будто ты пришла только за молитвой.

С е л е с т и н а. Пусть мне никогда ее не сотворить, а если и сотворю — да не будет она услышана, если из меня под пыткой можно выжать больше, чем я сказала!