Лопе де Вега - Том 4

Уж тут найдется чем гордиться.

Стучатся?

Да.

Так отопри.

Недоуменье в вашем взоре
Читаю. Мы не в пору?

Рад
Всегда служить твоей сеньоре.

Она в слезах, тоске и горе,
А тут о ней и не грустят.
Да вы еще и не вставали?

Купцам, поверь мне, не до сна.
Тревоги спать мне не давали.

Э, полно! Любит вас она.

Все ж я в сомненьях и в печали.

А мне-то кое-что вам в дар
Пораньше принести велели,
Чтоб вас застать еще в постели,
Да только этот друг так стар,
Так дряхл, что ноги тащит еле…
Я шла, боясь, что опоздаю.

Болтала, с кем уж там, не знаю,
И валишь на меня вину.

Что под тафтою? Дай взгляну.

Вам шесть рубашек принесла я.
Вот, полюбуйтесь оторочкой.
На грудь пошли не кружева,—
От края и до уголочка
Руками вышита цепочка.
А кем? Хотите знать?

Едва
Мне верится.

Вот сердце!

Чье же?

Сеньор! Оно с тем бедным схоже,
Что острой болью и тоской
Сильней исколото, — о боже! —
Чем это полотно иглой…
И велено мне спозаранку
Прийти, рубашку вам подать,
Помочь одеться и обнять.
Хотела бы сама служанкой
Для вас моя сеньора стать.

Мой поцелуй тебя прошу я
Ей передать. А позже сам
Приду и к розовым стопам,
Рождающим зарю златую,
Припав, их трижды поцелую.
Да вот еще… Тристан! Найди
Пунцовый шелк. Пусть шелк красивый
Рассыплет красок переливы
На беломраморной груди
Моей сеньоры в день счастливый.

Вот он…

Не надо, пожалей!
Меня убьют, едва завидя,
Что я несу его.

Ей-ей,
Тут взяться не с чего обиде!
Ведь это знак любви моей.
Скажи ей: большего нет счастья
Для любящего, чем дарить.

Я устранюсь от соучастья.
Вы, упиваясь пылкой страстью,
Должны ей это объяснить.

Устанешь двести раз, покуда
С тобой столкуешься. Тогда
Возьми хоть несколько эскудо.

Пусть я неблагодарной буду,
Но ни за что и никогда
Из ваших рук их не приму я.

Да кто узнает? Спрячь в карман.

Здесь стены есть. Молву пустую
Они подхватят.

Где, Тристан,
Ты встретишь женщину такую?

Скорей удастся мне слегка
Раскрасить струи ветерка
И свет, что в воздухе мерцает,
Чем встретить ту, что отвергает
Дождь, льющийся из кошелька.
Тогда и крючкотвор судейский,
Цирюльник, врач и адвокат
От денег в суете житейской
С презреньем взоры отвратят,
Коль сделал так кафтан лакейский,
За грош привыкший спину гнуть,
Иль та дуэнья, что к кровати
Хозяйки охраняет путь.

Так поцелуй ее и кстати
Напомнить ей не позабудь,
Чтоб вечером, в свиданья пору,
Ждала того, кто, сам не свой,
По ней тоскует день-деньской.

Пойду порадую сеньору.

Ступай, дружок. До встречи скорой!
Куда ты смотришь?

На кровать —
Ищу на ней следы от вмятин.
Хозяйке хочется узнать,
Не должно ли ей ревновать.

Как можно?

Грех ведь так приятен!
Все огляжу я в свой черед.
Белье, подушки в дырах… Что ж вы
Молчали? Госпожа пришлет
Вам с бисерной отделкой, с прошвой.

Так любит?

Плачет, слезы льет.
И я скажу вам напрямик —
Дня не прожить без вас бедняжке.

Навеки я ее должник.
Прощай!

Прощайте!

Вы в рубашке
Родились?

Да, и к ней привык.

Вы креститесь? Трясет вас дрожь?

Своей несдержанностью, знаю,
Я всех немало удивляю.

Сеньора это? Нет, вы все ж
Ошиблись.

Значит, я рассудок
Утратил.

Не велик урон.

Не мал, хоть большей удручен
Потерей. Брось, мне не до шуток!

Безумье! Юношу принять
За девушку!..

Да, случай странный.
Но что готовит нам нежданно
Судьба, никто не может знать.
В том городе прекрасном, на который
Влюбленными глазами смотрит солнце,
Над ним в знак предпочтенья проливая
Все золото своих лучей, чтоб он
Сверкал, как бы увенчанный короной,
В том городе — Испании воротах,
Откуда две флотилии, отплыв,
Весь шар земной для нас завоевали,—
В родной Севилье улицу одну
Зовут Бассейн султанши мавританской.
Там и жила Динарда. Ты бы понял,
Ее увидев, сколь она прекрасна,
Как с первого же взгляда понял я,
Что лишь Динарда послужить могла
Прообразом для Зевса [23] …Динарда послужить могла Прообразом для Зевса. — Зевс — в древнегреческой мифологии верховный бог. в час великий,
Когда царицу красоты — Елену
Он создавал. Сеньорой восхищенный,
Я для своих паломнических странствий
Избрал Бассейн султанши мавританской.
Что ни придумывал я, на какие
Уловки ни пускался, чтобы ей
Записку переслать! Больше года
Я ждал, покуда сунула и мне
Дуэньи осторожная рука
Ответное письмо. Я изменил бы
Присущей мне правдивости и честь
Сеньоры запятнал, когда б что-либо
Сказал еще. Лишь в письмах открывал я
Свою любовь. Она читала их,
И это поощрением служило
Для чувств моих. Но нет такого счастья,
К которому бы вдруг не прикоснулась
Лучом мертвящим черная звезда.
У герцога Медины (он еще
И герцогом Сидонией зовется) [24] У герцога Медины (он еще И герцогом Сидонией зовется). — Герцоги Медина-Сидония — одна из знатнейших семей Испании. Один из них командовал в 1588 г. испанским флотом, так называемой «Непобедимой Армадой».
Есть во дворце севильском галерея,
Где забавляются игрою в мяч.
Стеною только отделен наш дом
От герцогского, и еще недавно
Я, как сосед, в нем частым гостем был,
Воланом сам кидая мяч иль праздно
Следя за ловкою игрой других.
Теперь приметь, что в галерее этой
На той стене, что прямо против входа,
Развешено, да этак, чтоб оно
Всем, кто войдет, в глаза бросалось сразу,
Оружье родовое де Гусманов, [25] Оружие родовое де Гусманов. — Герцоги Медина-Сидония принадлежали к одному из знатнейших родов Испании — Гусманов.
А над гербом фамильным, над клинками
Запечатлел художник на века
Великого Алонсо де Гусмана [26] Запечатлел художник на века Великого Алонсо де Гусмана. — Алонсо Перес де Гусман, прозванный Доблестным, — испанский полководец конца XIII в. Мавры, осаждавшие крепость Тарифа, комендантом которой был Гусман, потребовали сдачи крепости, угрожая в противном случае убить его сына, попавшего в плен. Гусман, однако, предпочел пожертвовать жизнью своего сына, но остаться верным своему патриотическому долгу.
В тот миг, когда он со стены Тарифа
Бросает маврам свой кинжал, тем самым
На волю нечистивцев предавая
В заложники им отданного сына.
(Вот воплощенье доблести испанской!)
А под доспехами другую сцену
Изобразила кисть: Алонсо Добрый
В пустыне африканской поражает
Огромную змею — подобье той,
Что Геркулес сразил. [27] … подобье той, Что Геркулес сразил. — Согласно античному преданию, Геркулес, герой, обладавший могучей силой, свершил двенадцать подвигов, в том числе умертвил лернейскую гидру, гигантскую многоголовую змею. Копье уже,
Пройдя сквозь пасть, пронзило чешую
И кровью ядовитою омылось,
А гадина пытается хвостом
Обвить в предсмертных корчах щит героя.
Однажды у стены с картиной этой
Стояла кучка юношей досужих.
Игра закончилась, но дождь не выпускал
На улицу их, и, болтая праздно,
Они с мячом резвились. Вдруг какой-то
Бездельник, угодив им в пасть змеи,
Смеясь воскликнул: «В Африке когда-то
Ожесточенно спорили о том,
Кем это чудище убито было.
Так знайте: я броском мяча прикончил
Змею, и вы геройства моего
Свидетели!» Все это было шуткой.
Но так как тесной дружбой род наш связан
С фамилией Медина, я ответил:
«Когда за славой подвига чужого
Погнался наглый мавр, велел Гусман
Разъять у гадины издохшей пасть,
И в ней, как все увидели тогда,
Лишь половина языка чернела,
Другую показал Алонсо. Так
И чести и награды мавр лишился.
Сеньор! Вас ждет такая же беда».
Он мне недолжным образом ответил,
Тут, вспыхнув, за руку его схватил я:
«Слова уже излишни. Поглядите:
Там наверху стоящий дон Алонсо
Занес кинжал, чтоб в грудь вонзить тому,
Кто честь его осмелился затронуть!»
Но так уже судьба распорядилась,
Чтоб оказался в этот вечер в зале
Ближайший друг несносного задиры —
Брат той богини дивной, чьим глазам
Я поклонялся, осажденный ими,
Подобно Трое. [28] …осажденный ими, Подобно Трое. — Троя — древний город в Малой Азии, по преданию, поэтически обработанному в поэме Гомера «Иллиада», осажденный и затем разрушенный древними греками. Подойдя ко мне,
С усмешкой он сказал: «Когда б с картины
Змея сейчас сползла бы, извергая
Из гнусной пасти яд, то, может быть,
Сеньор, что хвастал здесь, удрал бы, струсив,
А друг мой гадину бы искрошил,
Прославив этим свой клинок не меньше,
Чем ваш Гусман». Тут я забыл, конечно,
Любовь и все, чем в жизни дорожил:
«Посмотрим, — я воскликнул, — кто из нас
Отступит здесь и кто в сраженье вступит!
Я заменю змею вам, хоть зовусь
Не герцогом Гусманом, а Мендоса!»
И от оружья для игры, волана,
Избавился я, в грудь его швырнув
Обидчику, и мигом обнажил
Оружие для поединка. Тут
Все так пошло, как будто сам Гусман,
Сойдя с картины, ринулся в сраженье:
Клинки скрестились, расступились люди,
Сверканье молний, вскрики, а когда
Толпа опомнилась, то увидала
Трех на полу стонавших, а над ними
Меня, торжествовавшего победу.
Родня моя, испуганная тем,
Что вспыхнувший раздор, подобно мору,
Грозит распространиться по Севилье,
Решила дать поветрию улечься.
И вот меня снабжают сотней писем
К наместнику, к влиятельным особам,
Сажают на корабль и отправляют
В Сицилию, [29] И вот меня снабжают сотней писем К наместнику…в Сицилию. — В подлиннике здесь названо имя вице-короля Сицилии герцога Ферии. (См. об этом выше, во вступительной статье к пьесе.) в прелестный этот край,
Где время, взяв в пособники разлуку,
Меня забыть Динарду заставляет,
Дурманит голову любовью к девке,
Затаскивает в дом ее сегодня,
Лицом к лицу там сталкивает вдруг
С испанцем, столь похожим на Динарду,
Что, если это не она сама,
То копия с нее иль просто тень.
Вот что судьба подчас подстроить может.