Лопе де Вега - Том 6

Постой, Руфино, обожди,
Послушай, вникни и останься!

Отец мой и сеньор, простите!
Раз королева грубой бранью
Такою оскорбила вас,
Мой долг оружьем вас прославить.

Я, сеньор мой, знатность ту,
Что всегда рождают деньги,—
Хоть судьба вас обрекла
На такое униженье,—
Если брат решил оружьем
Вам вернуть, верну ученьем.
Ведь дано науке тоже
Возводить на трон, нередко
Императорами делать.
Мной убитые нелепо
Годы юности цветущей
Не страшат меня — надежду
Потерять не заставляют.
Ведь и Горгий Леонтинец [34] Горгий Леонтинец — Горгий (485–380 гг. до н. э.) — греческий софист родом из Леонтии (о-в Сицилия).
Приступил, на диво грекам,
Пожилым — ему сто двадцать
Было лет тогда — к ученью.
Беден я и благороден,
И отчизну неизбежно
Должен я покинуть. Нет
В мире бедствия страшнее
Для любого человека —
Бедным жить в местах, где прежде
Жил он знатным и богатым.
А вернусь к тебе, отец мой,
Мой сеньор, и удостоюсь
Твоего я лицезренья
Лишь тогда, когда в науке
Буду славою увенчан,
Потому что если знатность
В рост идет с деньгами вместе,
То наука, как сказал я,
Помогает нам сберечь их.
Потому-то и хочу я
Обрести в науке деньги,
Чтоб, с судьбою вашей споря,
Вас спасти от униженья.

Лусиано, сын мой! Тоже
Бросить ты меня намерен?
Стой, послушай, подожди,
Слушай, наберись терпенья!

Нет, отец мой и сеньор,
Уж простите: раз презреньем
Вы таким окружены,
Я вам честь верну ученьем.

Пускай Лусьяно и Руфино
В оружье и науках место
Отводят знатности — исчадью
Гнуснейшему греха и денег.
Ее держало златолюбье
В плену в подземных черных безднах,
Теперь же выпустило вдруг
На волю бешеного ветра
И волн гулливых и мятежных.
О тираническая власть
Стихий, свободных элементов!
И вот уж знатность обернулась
Дельфином иль орлом надменным.
Могучие, они проникли
В миры, сокрытые доселе,
Куда и солнце не всегда
Заходит, соглядатай неба.
Я, одинокий, бесталанный,
Без дружбы, мужества, надежды,
Без силы, бедный в самом деле,
Эпитетов я без числа
Мог подобрать бы к слову «бедный».
Какие я могу моря
Избороздить, какие земли,
Какие страны, королевства?
В одних я зло найду, наверно,
В других презренье и насмешку.
О низкие законы мира!
Зачем вы подчинили деньгам
И знатность крови, и дыханье,
И жизни первый жаркий трепет?
Ты, небо, прокляни тирана —
Того, кто в буйном ослепленье
Признал за божество металл
И богом сделал торг презренный.
О мой отец! Я вне себя!
О мой сеньор! Мой ум слабеет.
Считает он безмерным зло
И видит тщетность исцеленья.
Боюсь врагини-королевы.
Я беден, вас я вижу бедным,
Вас, жертву, что угодна богу
Была всегда, благой пример.
Но если деньги тех находят,
Кто не заботится об этом
(Черта людей властолюбивых,
Черта людей всегда беспечных),
Мир обойду, их не ища,
Пока их где-нибудь не встречу.
Пересеку моря и бездны
И гор заоблачные цепи.
Я знаю: делаю я глупость,
Вас покидая, но намерен
Я стать глупцом — тогда удача
Придет сама: я должен прежде,
Чем стать счастливцем, стать глупцом.

Скорее, Макаррон, за ним,
Останови!

Ну нет! Намерен
Я тоже знатность приискать.
Ее мне деньги обеспечат.
Как приискать их, я придумал.
Великолепный план, чудесный!
Сперва прикинусь полоумным,
И нищим, и скупцом отпетым —
Ведь только их находят деньги,
Да тех, кто крив иль от рожденья
Левша, ну, словом, антиподов
Людей красивых и своей
Судьбой довольных. С этой целью
Намерен присоединиться
Я к вашим сыновьям, — теперь
Они вас бросили по разным
Соображеньям. Лишь колеблюсь,
За кем из них пойти. Признаться,
Оружье мне не по душе.
Оно — как врач жестокосердный,
Солдаты — вечные больные,
Раненье пулей — их рецепт.
Левшам одним в солдатах место.
В науках тоже мало проку
Я вижу; много в них помех:
Меня приводит в страх и трепет
Воспоминанье об изюме,
Покрытом плесенью, о яйцах
Гнилых иль с болтуном, о вечном
Чередованье probo [35] Согласие (итал.). с nego [36] Несогласие (итал.).
В пылу высокопарных прений
О грубых солецизмах… Нет!
Отавьо путь, я полагаю,
Куда разумней, и вольней
На нем дышать… Хотя и мало
Сулит он выгод, много легче
И беззаботней жизнь зато.
Я за Отавио пойду
В Неаполь, к вам вернусь не прежде,
Чем знатным буду и карманы
Мне знатность золотом набьет.

Ни мрамору, ни прочной бронзе
Такого не снести мученья
Среди ужасных этих бед,
Печальных этих происшествий.
Руфин, Отавио, Лусьяно,
Повремените же!

Что это?
Вы плачете, сеньор?

Лусила!
Коль плачу, значит боль безмерна.

Да в чем беда?

В том, что утратил,
Лусила, все, что я имел.
Те души, что одушевляли
Меня, — их больше нет. Навеки
В закате черном закатились
Мои светила, столько лет
Ночь озарявшие мою.
Мои глаза лишились света,
Мои разбились зеркала,
Ну, словом, говоря яснее:
Руфин, Отавио, Лусьяно
Ушли.

Да как же так?

Наверно,
Кажусь им старым и несчастным.
Но, их клеймя за поведенье,
Я за почтительность сыновью
Им благодарен. Посоветуй,
Что делать мне?

Утешьтесь.

Где же
Смогу найти я утешенье,
Моих лишившись сыновей?

У бога.

Я богат терпеньем.

Я вам рабою буду верной.
За все благодеянья ваши
Вознаградить я вас хочу.
Я из семьи простой и бедной,—
Вскормили вы, сеньор, меня,
Взыскали ласкою своею,
Хотя я ласки и не стою.
Сеньор, не бойтесь: я сумею
Вас прокормить. Я, вся в слезах,
Стучаться буду во все двери,
Везде моля о подаянье.
Себя продать не пожалею!