Алигьери Данте - Божественная комедия в цитатах и афоризмах

Свою работу, дух покинет плоть,
Что с вечным бренность совмещать готова.

Здесь совпадают (так хотел Господь)
Божественные и земные доли.
И первые способны побороть

Смерть. Назову их: память, разум, воля.
Пока вторые предаются снам,
Они, из бренной выбравшись юдоли,

Уводят души к дальним берегам», —
Где, покоряясь высшему веленью,
Пристанище находят».

Последнюю ступень

Преодолев, мы вправо повернули.
И содрогнулись: пламень рвался вон
Из недр земли, но вот ветра подули,

Его толкая вспять. Был жуток он.
Меж пропастью и пламени кипеньем
Я потянулся, ужасом сражен,

К Вергилию, но вдруг услышал пенье:
«Ты, милосердный Боже!» И назад
Я посмотрел невольно в то мгновенье

И призраков увидел длинный ряд,
Которые сквозь пламень проходили.
И вновь на пропасть устремил свой взгляд,

Молясь, чтоб силы мне не изменили.

«Осужден я здесь блуждать,

Недвижный воздух пеньем оглашая.
Свои грехи оплакиваю я,
Одну надежду в сердце сохраняя,

Что доживу до радостного дня.
Собрат, я заклинаю тою силой,
Что к Небесам влечет тебя, храня,

Напомнить о душе моей унылой
Среди святых, таинственных высот».
Последние слова проговорил он

И вновь скользнул туда, где пламя жжет.

Но мы-то шуму верить не должны:
Что нынче в моде, завтра же растает.
Не шума жаждет дар, а тишины.

Коль ты идешь туда, где обитает
Блаженство, – пусть молитву «Отче наш»
Там за меня пред Богом прочитает

Небесный дух иль Рая светлый страж».

Ответить я хотел, но поразила
Меня толпа совсем других теней,
Которая сквозь пламень проходила

К тем, что уже стояли меж огней.
И призраки друг друга обнимали
И, не скрывая радости своей,

По узкой тропке уходили дале…

Когда мы по тропинке шли втроем,
Меня поэт предупредить пытался:
«Смотри, чтоб не обжегся ты огнем

И в пропасть по дороге не сорвался».

«Постойте! Дальше не ступайте всё же:
Покуда не очиститесь в огне,
Вам о высотах размышлять негоже».

«Не смертельна эта боль —
Иди вперед». И он разжал объятья.

Но я стоял на месте. «Меж тобой
И Беатриче лишь стена осталась, —
Сказал поэт, – она за той стеной».

И так сказал: «О смертный, сын земли!
Прошел ты сквозь Чистилище и пламя.
Вот мы тебя к пределу подвели,

И путь иной ты вновь продолжишь с нами.
Но управлять не буду я тобой.
Тебя я вел, мой сын, всей силой знаний

И разума, что мне даны судьбой.
Завершены лихие испытанья,
Теперь пойдешь особою тропой.

Тогда мы на ступенях разместились,
Подъем на гору прерывая свой.

И вспомнил коз я, что наверх стремились
И радостно паслись под тенью скал,
Верхи которых солнцем раскалились.

Зато пастух внимательный не спал,
Поскольку он рассеянное стадо
От хищников полночных охранял».

С деревьев раздавалось птичье пенье,
Как будто хор молитву устремлял

К Творцу миров, и в это же мгновенье
Благословлялось в звонких голосах
Зари румяной раннее явленье,

Что в трепетных зарделась небесах.
И, пенью птиц внимавшие, дрожали
Узорчатые листья на ветвях.

«В познанье светлой истины.
Так знай: Верховное блаженство постоянно
В себе находит собственный свой рай,

И только то приемлет неустанно,
Что на него похоже. Человек
Им создан так, чтоб, не творя обмана,

В блаженстве проживал из века в век,
Вкушая здесь покой и наслажденье.

«Поток, что возле ног твоих бежит,
Не сила испарений создавала;
И он в Раю иной имеет вид.

Он вечное берет свое начало
Из вечного источника, что льет
Потока два, не обмелев нимало»

«Дни радости, без горя и разврата.
Здесь люди первозданные нашли
Сад, полный неги, влаги, аромата.

А реки Рая, что берут вдали
Свое начало, наполняясь светом,
– Таят нектар, прославленный людьми».

Светилось дно. Но луч не мог, блуждая,
Его достичь, скользя по гладкой мгле:

Казалась черной та вода сквозная.

и там, где брызги сочных трав касались,
Я женщину узрел перед собой:
Одним цветком, затем другим пленяясь,

Она склоняла лик прозрачный свой
И пела. Я сказал: «О, ты прекрасна!
И девственность души твоей святой

В чертах лица теперь читаю ясно».

Внезапный свет прорезал чащу бора.

И влево я рванулся наугад,
Решив, что это молний озаренье,
Но свет не гас, и я пошел назад,

Смутившись: «Что за странное явленье?»
И в этом дивном свете золотом
Мелодия звучала…

Меж четырьмя тащилась колесница,
Которую, запрягшись, влек Грифон,
Вздымавший крылья. Верхней частью птицу

Орлиным клювом мне напомнил он.

Три женщины плясали
За колесницей. Алою была
Одна: ее в огне б не распознали.

Другая – изумрудом взор влекла.

Меж тем все ближе светочи мигали;
Они то ль солнца луч при свете дня,

То ль пояс лунный мне напоминали,
Семиполосно воздух и волну
Окрашивая яркими цветами.

Но глаз не мог измерить их длину.

И светочей эдемских трепетанье
Бесстрастно затмевало лунный свет,
Долину заливающий в молчанье