Луиджи Пульчи - Лоренцо Медичи и поэты его круга. Избранные стихотворения и поэмы

Или порой, конек,
Я вижу, сер Каркунчик, как с бравадой
Симфонию испустишь ты из зада

И принимать мне надо
Учтивее кукушки эти звуки:
Из задницы осла не звонче пуки!

Ты дмишься, Франко, будто ты Буркьелло,
Но судит Анджолин, что порешь дичь.
Главу, как лев, возносишь, только клич
Заслышишь: «Гляньте, гляньте, вот так дело:

Наш сер Маттео, поп наш, так умело
Сонетики плодит!» О, сер Кирпич,
Ты знаешь точно, где сова иль сыч,
И где какая птица пролетела.

Но ты не Дза и не Орканья, да!
Стихи твои, sed verba iniuriosa,
Одна немецкая белиберда,

Их по-кьоджински строчишь для курьеза;
Колпак из них не склеить, вот беда!
Состряпаны все а-ля франсуоза,

Но есть одна заноза:
Не знаешь ты, о сладкая Бадесса,
Как толком справлена должна быть месса.

Ты заслужил двенадцать, вот и в гости
Идет к тебе тринадцатый сонет.
Он всем доступен, лакомее нет,
Вкуси же блюдо вкусное без злости.

Мои стишочки, как собаке кости,
Спадают манною от горних мет,
Впишу их в книгу, дабы видел свет:
Погряз в пороках ты, как пес в коросте.

Пока довольно этих на потеху.
Безропотно испей сию ты чашу,
Смотри, иначе лопнуть мне со смеху!
Сонеты я сюрпризом приукрашу,
Ты почешись, но не чини помеху;
Не спорь со мной – не расхлебаешь кашу,

А то и нос расквашу.
Того, кто смирен, бьют лишь негодяи,
Кто терпит, с тем учтивее всегда я.

По чести, знать, такая
Затрещина – ответное посланье.
Сер Жлоб, искусству ты на посмеянье,

Оставь же Марсу брани,
Сам лучше требник поутру листай,
Еще не растрепал его, лентяй.

Я вижу, пастырь, прыткий пилигрим
С воротника скакнул тебе на лбину,
И он там не один, как я прикину,
Ведь так не ходят в Иерусалим.

Тебе сонет я сочинил засим,
Дуриле, блудню, грязному кретину;
Не подольстишься ты и к челядину,
Сколь ни пои его вином своим.

Оставь свой виселичный капюшон!
Я видел, как светил ты голой сракой
Со всей Тартарьей, чей приют – притон.

Ты так дошел бы вплоть до Арманьяка,
Дупло, жабина, жалкий пустозвон,
Петух Бальдраккский, дохлая кошака,

Сер Дрябло ди Елдакко!
И правда, всыплю я тебе, блуднице,
Таких, что не забудешь, бенефиций!

В Сиене молвят сице:
«Ты мерзостнее даже Банкеллино».
Так прыгай: твое место – Сан Мартино!

Чтоб семь колодцев вычистил ты рьяно,
Тебе я кадку шлю и пуд свинца,
Там скипетр твой с короною глупца,
Там гребень твой и там же Дурлиндана.

Поплавай в стоках, скатик мой поганый,
И в них, глядишь, прибавится дрянца.
«Не выношу я твоего лица»,
Как молвил друг Риньери-капеллану.

По Пизе ходят слухи очень ходко,
Что ты алтарь свой променял на стол,
Где бьются в крикку. Ну же, сер Ошметка,

И кто б тебя святою Фиккой счел!
Окрашу-ка твой рыльник сковородкой,
Чтоб ты, ватрушка, тряпка и вафел,

Супец бы свой извел
Чрез уши, через нос и рот свинячий;
Вот доберусь до ребер старой клячи!

Осу злишь, не иначе.
Сколь ты проворен, смел, не вемо мне,
Я б тропнул палкой по твоей спине!

Ну ты и грохнулся, цела-то репа ли?
И прямо, сер мой, задницею на поле!
Глядишь, микстур каких бы и накапали,
Средств знаю много: не найду зацепу ли!
Тебе так не нажиться, словно Пепполи,
Скорей метлой ужопили б, отлапали;
Беги ж, как мышь, которую не сцапали,
А то с силками ходишь – не нелепо ли!

В стишках твоих сомнительна пиитика,
Ползешь всё крабом, на манер лунатика,
В бреду ли, пьяный, вроде паралитика.

В тебе занудство истого грамматика,
Смолою провонялся весь (глядите-ка!),
Горчащим нектаром aloè patico,

Скорее в математика
Тебя я превращу, в осла ученого
Или в калеку новоиспеченного.

Ты говоришь, не понял я? Гляди же,
Тебя расшифровал на этот раз.
О дружбе что болтаешь, дуропляс?
Мастак ты в кости, а они в престиже!

Возьмешь себе священство, ранг не ниже
Мельхиседека? К Дьяволу тотчас!
Эй, Флегий! Как Пифон, ты полн зараз
И ужаснуть способен, враль бесстыжий.

Не знаю как, разверзнется каверна,
Такая же, как встарь на стогне Рима,
И ты в нее падешь под грузом скверны.

Нет! виселица ждет тебя, вестимо,
Распятье лобызнешь нелицемерно
И кувыркнешься, петлею давимый.
Веревку дам, родимый,
Чтоб ты поверил мне в минуту ту,
Которую я пряником сочту.

Воздам хвалу Христу,
Что я тебя нашел, несчастный, злобный,
И буде ты сей пастырь преподобный.

Ты виселицей мечен от рожденья,
Во Франции сказали бы: крестом.
Каким слывешь ты, промолчу о том,
Достоин топора – и всё сужденье.

Все знаю в Бисдомини преступленья
И что сварили бы тебя живьем,
Но молвят: я ко всем проникнут злом,
И значит, при себе оставлю мненье.

Как то, что привлечет к себе магнит
Железо, так и верно то, пожалуй,
Что жир свиной твой в пламени горит,

Сожрет тебя костер мало по малу,
Но блюдо, что готово, так смердит,
Как это, верно, не пристало салу;

Здесь дело к карнавалу,
Но ходишь, знаю, клянчишь всё в мольбе,
Чтоб помолились люди о тебе.

О чем я, Франко, мог бы молвить «смелый»?
О мудрости, мече иль самостреле.
Питаешься росой ты, пустомеля,
Как куропатка на холме Морелло;
Ты хочешь быть отважным, как Буркьелло,

Но в этом положеньи, в самом деле,
Не даст тебе магического зелья
Камена; ах, мой сладкий сер Баччелло!

Сдается мне, сер Боров, что по нраву
Всегда тебе разверстая клоака,
Ты плаваешь в дерьме, упав в канаву;

Твои стихи, облезлая собака,
Как скат морской, бесхвосты и безглавы;
Не лавр – бурда тебе мила однако!

Но не скажу я «срака»
Тебе сейчас, хоть ты в вонючей жиже,
Пока не уколю, но погоди же:

Уж карнавал всё ближе!
Тогда не пощажу, изжарю в хлам.
Где б ни был, крепко приберу к рукам!

О сер Матгео, ты встаешь с одра
Как на решетке тесто для лазании,
Искоренять порок ты полон тщания,
Как Бог, как солнце, образец добра.