Анастасия Углик - Новый год в России. История праздника

Дети, приветствующие Красную армию во время парада 1922 года

Борис Кустодиев в 1919 году все еще живописует праздничный зимний мир, которого давно уже не существует в реальности

После 1920 года постепенно начала налаживаться жизнь и в детских учебных заведениях, возобновлялись праздники елки. Вроде бы все шло к лучшему, и Новый год снова завоевывал свою популярность в семьях, школах, детских садах и на производствах, но над елкой нависала уже угроза. По прошествии трех недель, после завершения Октябрьского переворота, прозвучал первый тревожный звоночек. В 1917 году Аркадий Аверченко отреагировал на него публикацией своего рассказа «Последняя елка» в предрождественском выпуске журнала «Новый Сатирикон». Говорится в нем о том, как писатель приносит очередной рождественский рассказ в редакцию. «О каком Рождестве говорите?» – спрашивают его в редакции. «Даже ребенок догадается! – вскричал я запальчиво. – Я говорю о Рождестве Христовом!» – «Так-с! А вы знаете, что народные комиссары из Смольного, для уравнения нашего календаря с западным, отменили в этом году Рождество?» – отвечают ему. На самом же деле «комиссары из Смольного» в конце 1917 года еще не планировали отмену Рождества, но уже спустя несколько недель после начала революции, с 16 ноября, был поставлен на обсуждение правительством вопрос о календарной реформе. До октябрьского переворота вся Россия была вынуждена жить, придерживаясь юлианского календаря, несмотря на то что многие европейские государства давным-давно перешли на принятый и введенный папой Григорием XIII в далеком 1582 году григорианский календарь. Острая необходимость в переходе на новый стиль замечалась с начала XVIII века из-за того, что при Петре I в научной и международной переписках Россия вынуждена была использовать григорианский календарь, но внутренняя переписка велась по старому стилю еще на протяжении двух столетий. Это вызывало массу неудобств. Особо острой была потребность в едином времяисчислении с Европой, в коммерческой и дипломатической практике. Все попытки в XIX веке провести календарную реформу не увенчались успехом. Этому мешала как церковь, так и правительство, которые считали «несвоевременным» введением нового календаря. Когда революция закончилась, вопрос «несвоевременности» сам собой отпал. 24 января 1918 года Советом народных комиссаров был обнародован «Декрет о введении в Российской республике западноевропейского календаря». На следующий день декрет, подписанный Лениным, был опубликован: «В целях установления в России одинакового почти со всеми культурными народами исчисления времени Совет народных комиссаров постановляет ввести по истечении января месяца сего года в гражданский обиход новый календарь».

«Революционный поезд» 10-го железнодорожного батальона, 1 января 1918 года

Исходя из разницы между новым и старым стилем, которая составляла 13 суток, русское Рождество сдвинулось с 25 декабря на 7 января, а Новый год – с 1 января на 14-е. Несмотря на то что ни правительственные документы, ни декрет не извещали про отмену праздника, у народа были сильные психические потрясения вследствие сдвига столь привычных календарных дат. Изменение календаря воспринималось людьми как перелом обычных жизненных устоев с традиционными православными праздниками, связанными с определенными датами. Первого января 1919 года (по новому стилю) Г. А. Князев записал в своем дневнике: «Так и не знали, праздновать или же нет Новый год. Некоторые встречали, другие будут встречать по старому стилю – “Не хотим по-большевистски”». У большинства жизнь протекала по старому календарю, а люди пожилого возраста еще через многие годы, привычно для себя производили нехитрую арифметическую операцию в уме, как в стихотворении «Август» Бориса Пастернака: «Шестое августа по-старому – Преображение Господне». Непонятна была и дальнейшая судьба Рождества и елки после введения календарной реформы. Вторая и более серьезная угроза деревцу заключалась в том, что народу день Октябрьского переворота преподносился как социалистическое начало новой эры. Создавалась обстановка временного хаоса из-за утверждения и введения в календарь новой системы советских праздников. В официальной печати делались указания, как необходимо проводить праздники, тем самым пытаясь заменить старые ритуалы на новые. Рождество Христово в 1922 году было переименовано в «комсомольское Рождество» или по-другому – «комсвятки». Новое название праздника, в противовес старому «поповскому Рождеству» (так называли православный праздник), полностью соответствовало задуманной идее «подмены», что, по убеждению советских идеологов, помогло бы народу органично перейти на нововведенную календарную систему. Первый рождественский день, 25 декабря, был объявлен выходным, и комсомольскими ячейками должны были организовываться праздничные «комсвятки». Каждое мероприятие начиналось с разоблачения «экономических корней» рождественского праздника чтением речей и докладов. Затем начинались политические сатиры, инсценировки, «живые картины» и спектакли. Комсомольцами зачитывались юмористические рассказы и пели на церковные мотивы комсомольские песни. Во второй праздничный день на улицах утраивали шествия, а на третий проводились «комсомольская елка» и маскарады. Участниками елочных карнавалов были в основном комсомольцы-пропагандисты, которые рядились в самые разнообразные сатирические костюмы: Нэпмана, Деникина, Колчака, Кулака, Антанты, языческих богов, даже в поросенка и рождественского гуся. Проходили факельные шествия и сжигались иконы. Организовывались «комсомольские елки» и в детских домах. Советские идеологи, придумывая новые праздничные обряды, старались использовать традиционные календарные ритуалы, как религиозные, так и народные. По этой причине на «комсомольском Рождестве» и фигурирует елка как обязательный новогодний атрибут. В качестве руководства по проведению нового праздника был издан сборник «Комсомольское Рождество». В эти годы профсоюзными организациями проводились детские елки на предприятиях. Корреспондент «Правды» в рассказе о «комсомольских святках» в городе Рязань цитирует речь председателя завкома на одном из рязанских заводов, вроде бы произнесенную им накануне нового, 1923 года: «О детской елке надо подумать, и Новый год на носу… Танцульки устраиваем. Вчера одну устроили, на елку детям заработали миллионов 500».