Александра Любарская - Калевала

— Скажи мне, ясный месяц, не видел ли ты моего сыночка, не видел ли ты мое золотое яблочко, мой серебристый прутик?

Отвечает ей месяц:

— Где же мне за твоим сыном углядеть! И без того много у меня дела: целую ночь один-одинешенек хожу я по небу, чтобы на земле светло было.

Спрашивает старушка у солнца:

— Солнце ясное, ты всё на свете видишь — не знаешь ли, где мой милый сыночек, где мое золотое яблочко, где мой серебристый прутик?

И ответило ей солнце:

— Нет больше его на свете. Увела его в свое жилище смерть, поглотила твоего сыночка темная пучина Маналы.

Горько заплакала старая мать.

Пошла она к кузнецу Илмаринену и просит его:

— О кователь Илмаринен! Ты и вчера ковал и завтра будешь ковать. Выкуй мне грабли с медной рукояткой, с железными зубьями. Да чтобы зубья были длиной в сто сажен, а рукоятка — с целую версту.

Выковал ей Илмаринен, вековечный кователь, грабли, какие она хотела, и пошла старая к берегам черной Туонелы.

Остановилась она над темной пучиной и просит солнце:

— Солнце ясное! Ты всем на земле поровну светишь. Посвети-ка мне разок посветлее, да ещё разок потеплее, а в третий раз совсем жарко. Усыпи злое племя Маналы, отними силу у богатырей Туонелы.

Послушалось ее солнце. Сошло оно с неба и село на вершину березы, опустилось на ветку ольхи. Разок посветило посветлее, и еще разок — потеплее, а в третий раз — совсем жарко.

Густой пар поднялся от воды, и всё подземное племя Маналы — юноши с мечами, взрослые мужи с копьями, старики с дубинками — все заснули крепким сном.

Усыпило их солнце и снова вернулось к себе на небо, на прежнее насиженное местечко.

А старая мать пошла по берегу Туонелы и медными граблями с железными зубьями стала водить по дну бурного потока.

Провела один раз, провела другой раз — ничего не зацепили грабли.

Тогда ступила она в черную пучину, по самый пояс вошла в бурный поток. Ходит она по течению, ходит против течения. И вдруг отяжелела медная рукоятка — из глубины темных вод подняла мать рубашку сына.

Камнем легла печаль на сердце матери. Но дальше идет она среди волн пенистого потока.

Провела она граблями по левому берегу — нашла чулки веселого Лемминкайнена.

Провела граблями по правому берегу — пояс милого сына отыскала.

Снова погрузила грабли в стремнину темных вод — и повисла на них шапка веселого Лемминкайнена.

Водит она граблями вдоль потока и поперек потока — и поднимает железными зубьями тяжелый сноп. Нет, не сноп это! Это тело ее милого сына, удалого охотника, веселого Лемминкайнена. Только нет в нем больше жизни, нет дыхания на его устах.

Склонилась над ним старая мать, и горькие слезы полились из ее глаз.

Стала она прикладывать косточку к косточке, связывать жилку с жилкой, чтобы вновь побежала по ним шумная кровь.

Услыхал ворон, как плачет старая мать над телом сына, и закаркал:

Но не слушает ворона мать Лемминкайнена.

Крепко-накрепко перевязала она раны на теле своего милого сына. Как живой лежит он перед нею, только глаз не может открыть, только не может вымолвить слова.

Смотрит на него мать и думает:

Летела мимо пчелка. Увидела ее бедная мать и просит:

Полетела быстрая пчелка на зеленые луга, собрала сок благовонных цветов и с веселым жужжанием прилетела обратно. На крылышках у нее сладкий мед, душистые восковые соты.

Смазала старушка раны своего бедного сына золотистым медом, но по-прежнему не может он шевельнуться, все так же закрыты его очи и безмолвны уста.

Снова стала просить бедная мать:

И снова упорхнула легкая пчелка. Один день летит, и другой, и третий, в камышах не отдыхает, на цветы не садится. Девять морей уже пролетела, к десятому спешит.

Там, на медовом острове, собрала пчелка чудесное снадобье и скорее полетела назад — в лапках держит шесть полных ковшей, на спинке несет семь полных кувшинов.

Смазала старушка раны своего сына целебным соком из всех шести ковшей, из всех семи кувшинов. Но не открывает он глаз. Не шевельнуть ему ни рукой, ни ногой.

И опять говорит старая мать пчелке:

Поднялась легкая пчелка и полетела на быстрых крыльях.

В первый день над самым домом луны пролетела.

На второй день задела крылышками край солнца.

На третий день коснулась спины семизвездной Медведицы.

Потом поднялась еще немного и видит — в серебряных кувшинах, в золотых котлах варится небесный мед, душистый целебный сок.

Проворно набрала пчелка полные соты чудесного меда и полетела вниз.

И вот в третий раз принялась старушка врачевать раны бедного своего сына. Каждый рубец смазывает живительным медом, каждую поломанную косточку, каждую царапину.

Хлопочет она над сыном и приговаривает:

И вот наконец вздохнул полной грудью молодой Лемминкайнен.

Открыл глаза и говорит:

— Ну и долго же я спал!

— И спал бы еще дольше, — говорит ему мать, — никогда бы не очнулся от сна, если б не нашла я тебя в пучине темных вод. Послушайся же хоть теперь моих слов, милый сын! Уйдем поскорее от этого места, где ждет тебя гибель, где гонится за тобою смерть.

— Как же я уйду отсюда, матушка! — отвечает ей Лемминкайнен. — Пока не поймаю я лебедя в черном потоке Туонелы, в темной пучине Маналы, не выдаст за меня злая старуха свою прекрасную дочь.