Александра Любарская - Калевала

Шипит на сковородах мясо, варится в котлах рыба, в печи румянятся пироги.

И вдруг слышит хозяйка Похъёлы небывалый шум на берегу. Может, это буря валит деревья? Или, может, это море бьется о берег? Или обрушились скалы?

Вышла она на крыльцо, посмотрела на запад, посмотрела на север, взглянула на солнце. Нет, не море это шумит и не деревья валятся на землю. Это мчатся по берегу сани, скрипят быстрые полозья, хлопают в воздухе кнуты.

«О горе! — думает хозяйка Похъёлы. — Видно, это сильное войско идет на нас, чтобы разорить нашу страну!»

Но не вражье войско идет на туманную Похъёлу. Это жених едет за своей невестой, едут гости на свадебный пир.

Как черемуха в лесу, как статный дуб в роще, как ясный месяц в звездном небе, так и жених приметен в толпе славных мужей. И конь у него самый лучший: черный, как ворон, резвый, как жаворонок, быстрый, как голодный волк.

С шумом въехали сани на хозяйский двор.

— Эй, вы! — зовет рабов хозяйка Похъёлы. — Распрягайте-ка скорее коней, а коня моего зятя прежде всех. Возьмите коня моего зятя за шелковый повод, отведите вороного на мягкий выгон, напоите его родниковой водой, накормите пшеницей из резных яслей, дайте отборного ячменя в медном корыте. А потом привяжите коня моего зятя к золотым кольцам, моржовой щеткой расчешите его пышную гриву, накройте резвого скакуна серебряным узорным покрывалом, золотой попоной с медными подвесками.

Стали гости входить в дом.

Только жених не торопится переступить через хозяйский порог.

Говорит старая Лоухи юношам Похъёлы:

— Эй, молодые герои, ведите скорее моего зятя в дом! Поднимите повыше притолоку, чтобы он шапкой ее не задел. Опустите пониже порог, чтобы он каблуком его не зацепил. Подальше отодвиньте косяк, чтобы зять плечом его не сдвинул. Снимите двери с петель, чтобы не мешали они моему зятю войти в дом.

Подняли сыны Похъёлы низкую притолоку, опустили высокий порог, раздвинули пошире косяки, сняли с петель двери, и вошел жених в дом невесты. Поклонился всем и говорит:

— Пусть не оставит здоровье тех, кто живет под этой славной кровлей!

Отвечает ему хозяйка Похъёлы:

— И тебя, посетившего нашу маленькую избушку, этот еловый домик, это бедное сосновое гнездышко, пусть никогда не оставит здоровье.

А потом позвала девочку-работницу и говорит ей:

— Принеси-ка мне огня в кусочке бересты, на конце сосновой щепки — хочу я посмотреть, какие у жениха глаза: синие, карие или, как лен, светлые?

Пошла работница за огнем. Шумит, трещит береста, дымится сосновая щепка — ничего в густом дыму не разглядеть.

Снова посылает хозяйка Похъёлы работницу:

— Принеси мне огня на белой восковой свечке!

Блестит, сияет огонек, а хозяйка Похъёлы смотрит жениху в глаза и говорит:

— Теперь я знаю, какие очи у моего зятя: они светлые, как морская пена, они глубокие, как дно моря, они ясные, как весенний цветок.

Усадила хозяйка Похъёлы жениха на почетном месте, так, чтобы все его видели.

Потчует она дорогих гостей, а зятя прежде других. И пирог ему первому подносит. И семги самый лучший кусок кладет. И пиво верхом наливает.

Веселит добрый напиток гостей, а жениха больше всех.

На славу удался пир! Одно только плохо — не слышно за столом песен.

Тогда поднял старый, мудрый Вяйнемейнен свою кружку с золотым пивом и говорит такие слова:

Но не отзывается никто на его слова.

Удивилась хозяйка Похъёлы:

— Может, плохое я сварила пиво? Может, налила в кружки горького питья? Что же не находится за столом запевалы? Не будет петь скамейка, если молча сидят на ней гости. Не заведет песню и окно, если умолк у окошка хозяин. Не зальются звонкой песней половицы, если увяли песни на устах героев. Кто же первый запоет на славном пиру?

Но опять не отозвался никто из мужей.

— Ну, если так, — говорит Вяйнемейнен, — если не вызывается никто, тогда я буду петь один. Спою, как умею, о том, что знаю.

И вот запел старый, мудрый Вяйнемейнен. Зазвучала веселая песня, загремело могучее слово.

Много песен было в памяти Вяйнемейнена — больше, чем камней в горах, больше, чем цветов на полях.

И всякий, кто слушал его песни, дивился их великой силе.

Поет Вяйнемейнен — и на бесплодной земле поднимаются золотые хлеба, прибрежный песок становится отборным зерном, морские волны — сладким медом.

Все может сделать Вяйнемейнен своей могучей песней — и теплый хлеб из мертвого камня, и крепкую соль из мягких снежных сугробов.

На радость всем пирующим были его песни — и старикам, и молодым, и тем, кто достиг середины жизни.

Кончил Вяйнемейнен, поклонился хозяевам и гостям и говорит такие слова:

тшумел веселый пир в суровой Похъёле, в сумрачной Сариоле. Пришло время снаряжать невесту в путь. Пора ей расставаться с родным домом.

Уже и коня вывел жених, а невеста все еще не готова: одна коса заплетена, другая не заплетена, одна нога обута в башмачок, другая не обута, на одну руку надета рукавичка, на другую не надета.

Наконец вывела старуха Лоухи, хозяйка Похъёлы, свою милую дочку и говорит такие слова: