Александра Любарская - Калевала

И только вымолвила последнее слово, как со всех сторон ринулись на лодку буйные ветры. Вихрем несется западный ветер, навстречу ему мчится восточный, с воем и свистом летит северный. Самым злым был северный ветер. По дороге оборвал он листья со всех деревьев, поломал цветы на лугах, побил колосья в полях, а потом поднял с земли целую тучу песка и понес по широким морским дорогам.

Никогда никто не видал такой бури.

Даже удалого Лемминкайнена охватил страх. Бросился он приколачивать к бортам доски, хочет высокой стеной отгородиться от яростных потоков.

А кователь Илмаринен — тот и головы поднять не смеет. Зажмурил покрепче глаза, чтобы не видеть пенистых волн. Уши руками зажал, чтобы не слышать воя ветра.

— Горе нам, плывущим по волнам на этих шатких досках! — говорит Илмаринен. — Зачем вышли мы в море на этих качающихся ветках!

Только у старого, мудрого Вяйнемейнена не дрогнуло сердце.

Взглянул он на своих товарищей и говорит:

Одной рукой держит старый, мудрый Вяйнемейнен Сампо, другой рукой держит руль и смело ведет челн по бурному морю.

И вдруг одна волна поднялась над всеми другими и обрушилась на дно дощатой лодки, всей своей силой навалилась на пеструю крышку. Но даже не качнулось Сампо, не сдвинулось на полпальца. Еще больше разъярилась волна. Подхватила она со дна лодки кантеле и бросила многострунный короб в пучину моря. Прямо в руки морскому хозяину Ахто упал чудесный короб.

Обрадовался Ахто. Стал он перебирать поющие струны, и сразу улеглись непослушные волны, смирились ветры, тихо стало на море.

Опять легко и быстро скользит лодка по морской глади.

Но печален кормчий, невесело у него на душе.

— Горе мне, старому! — говорит Вяйнемейнен. — Исчез в волнах поющий короб, утонула в море моя радость…

се ближе и ближе к родным берегам подплывает лодка Вяйнемейнена.

Быстро скользит дощатый челн. На веслах сидят Илмаринен и Лемминкайнен, а на руле — старый, мудрый Вяйнемейнен.

Не много, не мало прошло времени, и говорит вещий песнопевец:

— Послушай, веселый Лемминкайнен, поднимись-ка на мачту, посмотри вперед, посмотри назад: всё ли спокойно на море, не грозит ли нам бедою небо?

Если надо показать отвагу и ловкость, не приходится дважды просить Лемминкайнена.

Быстро взобрался он на вершину высокой мачты, посмотрел направо, посмотрел налево, поглядел вперед, повернулся назад и говорит:

— Впереди нас и небо ясное и море чистое, а позади темная туча поднимается, пенистые волны встают.

— Посмотри-ка получше, — говорит ему Вяйнемейнен. — Откуда туче взяться на ясном небе? Может быть, это лодка плывет вслед за нами?

Посмотрел веселый Лемминкайнен еще раз и говорит:

— Вот теперь ясно вижу: поднялся в море островок, и птиц на нем видимо-невидимо. На осинах сидят соколы, на березах глухари.

— Не садятся соколы на осину, — говорит старый, мудрый Вяйнемейнен. — Неоткуда в море взяться глухарям. Ты посмотри-ка получше. Может быть, это мужи Похъёлы плывут за нами вдогонку?

Посмотрел получше веселый Лемминкайнен и говорит:

— Твоя правда, старый, мудрый Вяйнемейнен. Плывет из Похъёлы лодка. В ней сотни мужей с мечами, тысячи воинов с копьями.

— Так налегайте же на весла, друзья, — говорит старый, мудрый Вяйнемейнен. — Надо нам уходить от этой лодки.

Изо всех сил гребут Илмаринен и Лемминкайнен. Жалобно стонут медные уключины, с треском поворачивается крепкий руль.

А погоня всё ближе и ближе.

Тогда достал старый, мудрый Вяйнемейнен из мешочка кремень, бросил за корму и говорит:

Сказал — и сразу выросла под водой каменная гора. Неприступной стеной стала она поперек моря.

Но не видит ее хозяйка Похъёлы. Прямо на подводные скалы ведет свою лодку.

От страшного удара раскололся в щепки стореберный челн, мачту унесли волны, паруса подхватил ветер.

Еще больше разозлилась старая Лоухи.

Привязала она к рукам косы и грабли и стала железными когтями вылавливать из воды обломки своей лодки: борта привязала к плечам вместо крыльев, руль прицепила вместо хвоста.

Потом посадила к себе на спину сто воинов с мечами, подняла на крыльях тысячу мужей с копьями и полетела вдогонку за героями Калевалы.

Один раз взмахнула крыльями, другой раз взмахнула — и уже настигла лодку Вяйнемейнена.

Видит старый, мудрый Вяйнемейнен — кружится над ним страшная птица. Голова у нее хозяйки Похъёлы, туловище — орлицы. Село это чудище на мачту — и сразу закачалась лодка, накренилась, как в сильную бурю.

— Отдавай мне Сампо! — кричит хозяйка Похъёлы. — А не то пошлю я напасть на твою землю, заморожу все ваши посевы, засыплю железным градом ваши поля, натравлю медведей на ваши стада. Весь род ваш я уничтожу! Даже слуху о нем не останется на земле!

— Не боюсь я твоих угроз! — говорит ей старый, мудрый Вяйнемейнен. — Пусть против тебя самой обернутся твои проклятья! Пусть железный град побьет твои пашни! Пусть косолапые медведи растерзают твои стада! Нет, никогда не будет служить тебе чудесная мельница, не будет для тебя одной крутиться пестрая крцшка.

— Послушай меня, Вяйнемейнен, — говорит хозяйка Похъёлы. — Если добром не отдашь мне Сампо, прикажу я моим воинам забросать вас копьями, закидать стрелами, зарубить мечами.

А сама протянула свою когтистую лапу и вцепилась в крышку чудесной мельницы.

Но не зевает веселый Лемминкайнен. Схватил он меч и обрубил крылья злой птице.

Как горох посыпались мужи Похъёлы с орлиных крыльев. Падают они на гребни вод, а Лемминкайнен машет мечом и приговаривает:

— Ну-ка, поживее прыгайте, славные герои!

Кователь Илмаринен тоже не отстает от Лемминкайнена — веслом, словно кузнечным молотом, бьет он чудовище.

А Вяйнемейнен выхватил дубовый руль и рулем отбивается от злой Лоухи.

Плохо пришлось хозяйке Похъёлы. Все ее храбрые воины потонули в морской пучине, а сама она, как тетерка с дерева, свалилась с высокой мачты на край лодки.

Обломал ей Вяйнемейнен крылья, обрубил ей Илмаринен хвост, отсек ей Лемминкайнен когти.

Один только коготь остался у нее, а все-таки крепко держит старая Лоухи чудесную мельницу Сампо.