Катарина Луомала - Голос ветра

Дух Лохиау летит к его другу Паоа и рассказывает ему историю вероломства Пеле и ее необоснованной подозрительности. Паоа идет к Пеле. Она поражена, услышав правду, и обещает вернуть Лохиау к жизни. Он снова оживает. Но Пеле больше не желает его знать, так как она тем временем полюбила Паоа. Лохиау покидает Гавайи. Вскоре уезжает и Хииака, возмущенная непостоянством и вероломством Пеле. Она хочет снова посетить Кауаи, где впервые встретилась с прекрасным вождем. По пути на север она остановилась на Коу {ныне район Гонолулу), чтобы посетить знаменитую школу хулы. Как и другие гавайские школы по обучению хуле, это место, где собираются певцы, танцоры, просто люди, ищущие увеселений, забвения, вырвавшиеся на свободу, жаждущие новых впечатлений и собеседников. Здесь Хииака встречается с приезжим, таким же печальным и подавленным, как она. Это Лохиау. И описанием их встречи, радостной нотой завершается этот вариант цикла о Пеле и Хииаке — величайшее песенное путешествие в полинезийском фольклоре.

Положив небольшую циновку из таны перед своим другом, у которого недавно умер отец, тонганский моряк и поэт пропел песнь в сто одну строку, отрывок из которой приведен здесь. Песня была его своеобразным подарком, который он сделал в соответствии с обычаем, официально выражая соболезнование. Он извинился за недостатки песни, так как его друг был не кем иным, как Фалепапаланги, одним из самых известных тонганских поэтов. Обычай требовал, чтобы Фалепапаланги назвал каждый подарок, который ему преподнесли, и поблагодарил за него дарящего. Теперь он благодарил своего друга за скромную маленькую циновку. Потом, чтобы показать, что он понимает разницу между ней и богатством стихов, он сказал "Благодарю за... " и повторил всю поэму от начала до конца ее создателю, хотя слышал ее впервые.

Этот эпизод показывает, какое значение придавалось поэзии и хорошей памяти певцов не только на островах Тонга, но и повсюду в Полинезии. Снова и снова поэмы и песни получают и преподносят как ценные подарки и описывают необыкновенные возможности искусства запоминания.

Талант рассказчика почитается и культивируется среди всех классов полинезийского общества, но особенно в знатных семьях. До того как культура аборигенов начала приходить в упадок, члены этих семей обучались в школах или дома. Миссионер Джордж Вэсон, который в 1810 году издал книгу о своем четырехгодичном пребывании на Тонга, с восхищением рассказывает об атмосфере тонкой наблюдательности и здравого смысла "вечерних бесед" в кругу семьи вождя, который был его покровителем. С наступлением темноты, если вождь, его жены, дети и слуги не хотели танцевать, они ложились на циновки в его доме длиной пятьдесят футов. Вождь обычно предлагал: "Давайте поговорим немного". Кто-нибудь спрашивал: "О чем?" Кто-то мог предложить излюбленную тему: папаланги — иностранцы. Последних называли людьми неба, так как считалось что они преодолели далекий горизонт, где земля соединяется с небом. Разговор продолжался до тех пор, пока все не засыпали, но возобновлялся, если кто-нибудь из проснувшихся ночью видел, что кто-то еще бодрствует.

Вэсон добавляет: "Общественные связи и соблюдение особых церемоний, которые неизменно выполнялись в семьях вождей, приводили к утонченности идей, полировке языка и элегантной грациозности манер. Это возвышало их и отличало от людей низших и трудящихся классов, как отличает ученых или придворных с изысканными манерами от шутов. Низшие слои общества пользовались значительно более грубым языком, высшие слои были настолько более утонченными, что часто для развлечения передразнивали первых, подражая простонародной манере разговора".

На крупных архипелагах у многих вождей были приближенные, которые выполняли роль шутов. Очень часто шуты были знатными по рождению. На Тонга, например, были вожди-ораторы, в обязанности которых входили выступления и поддержка престижа верховных вождей. Один из таких вождей, считавший себя комическим артистом, дал связать себя, как свинью для жертвоприношения, и доставить своему верховному вождю. К счастью, у верховного вождя не хватило остроумия продолжить шутку и попросить богов принять "длинную свинью".

Ни шуты, ни певцы не могли заранее угадывать настроение вождя. Тонганский поэт, слишком уверенный в своем положении при дворе, отправил в подарок своему вождю Мумуи корень кавы. Оскорбленный вождь приказал сжечь дом поэта. Не дожидаясь, пока случится что-нибудь худшее, поэт скрылся и сложил песню длинным прозаическим вступлением, в котором говорилось о его хозяине. Разучив с хором эту песню, поэт обратился к одному высокопоставленному вождю с просьбой о ее исполнении. Его бывший хозяин Мумуи, как и предполагалось, услышал об этом и настолько заинтересовался, что приказал поэту исполнить песню. Таким образом поэт вновь завоевал благосклонность при дворе.

Помимо дурного настроения покровителей поэту угрожали и другие опасности. Состязания среди тонганских певцов бывали столь острыми, что одно время пришлось запретить их, пока не остынет воинственный пыл соперников. На Гавайях во время царствования королевы Эммы был молодой честолюбивый певец, от которого отказались все учителя хула из-за того, что он был косоглазым. Однако он был полон решимости мастерски овладеть этим танцем и завоевал симпатии богов хула, которые обучили его во сне. Когда королева Эмма приехала в эту местность, остальные певцы не позволили косоглазому певцу выступить с приветствием. Тогда он, нарушив правила, стал петь на улице, в то время как все представление происходило в помещении. Вскоре все зрители оставили красивых певцов, чтобы посмотреть и послушать некрасивого человека с прекрасным голосом. Сама королева приказала привести этого удивительного певца. Однако вскоре после того, как королева уехала, певец умер, как говорят, отравленный ревнивыми соперниками.

Еще одна печальная история. Миф острова Пасхи рассказывает о некрасивом юноше с прекрасным голосом, который каждую ночь пел около дома нескольких сестер. Девушки полюбили его удивительный голос. Он пел "очень громко, и звуки шли из глубины его горла", и девушки пригласили его в дом "петь нежнее". Ночь за ночью он приходил к ним, но каждый раз уходил до рассвета, пока однажды девушки не спрятали его набедренную повязку, чтобы он не смог уйти. Утром они увидели его безобразное лицо и прониклись к нему презрением, "несмотря на то что у него был удивительный голос".