Сборник - Поэзия и проза Древнего Востока

День своего рождения проклинает и пророк Иеремия (гл. 20, ст. 14)

Все это проклятие по своему глубинному смыслу представляет собой как бы попытку оспорить и взять назад слова бога при сотворении мира: «Да будет свет!» Бог есть собственник дня, поскольку некогда вызвал свет из мрака, небытия и хаоса; но если он, как выражается Иов, «не взыщет» свою собственность, последняя снова достанется прежним владельцам – мраку, небытию, хаосу. Символ хаоса, в космогонической борьбе с которым создан мир,– чудище Левиафан (о котором еще будет идти речь в гл. 40—41); поэтому проклятие дню рождения и ночи зачатия должно быть заклинанием и окликанием Левиафана

Перевод сделав по исправлению текста, предложенному немецким гебраистом Г. Форером

В подлиннике «сыны Рэшэфа». Рэшэф– древнее ханаанейское олицетворение огня, пламени, жара, а потому и того «жара», который бывает у больного человека, и постольку – вообще мора и поветрия. В нашем переводе принято истолкование древних таргумов и Ибн-Эзры: «сыны Рэшэфа», то есть сыны огня – метафора понятия «искры». Другая интерпретация, отразившаяся в «Септуагинте», требует переводить «птицы»

Здесь и ниже старославянским эпитетом «Крепкий» (в приложении к богу и в значении «сильный» – ср. «Святый Боже, Святый Крепкий...») передано характерное для «Книги Иова» очень древнее и очень загадочное имя бога «Шаддай», по-видимому, этимологически связанное с идеей всесокрушающей мощи. Традиционный перевод «Всемогущий» предполагает абстрактно-догматический уровень мышления о боге, чуждый ветхозаветной архаике

Морская пучина и морское чудище («таннин») выступают в Библии как символы побежденного богом, но не укрощенного хаоса. Поэтому бог и должен к ним «приставлять дозор», чтобы они не вышли из повиновения

Проникнутое трагической иронией воспоминание о псалме 8, который славит место человека в божьем мире:

«...Что есть человек, что Ты помнишь о нем,

или сын человека, что Ты печешься о нем?

Ты сделал его немного меньшим богов,

славой и достоинством его увенчал,

дал власть над творениями рук Твоих,

и все положил к ногам его!..»

Оба древнееврейских поэта согласны в том, что человеку уделено в планах бога неимоверно важное место. Но если в псалме это причина для ликования, то в «Книге Иова» – причина для ужаса

созвездие Ориона

одно из олицетворений хаоса

обычный для древней поэзии Ближнего Востока символ славы, силы, гордости

Для автора и для героя «Книги Иова» еще не существует доктрины о загробной жизни и о воскресении мертвых. Сказанное здесь можно понять как философско-поэтический парадокс: да, я должен увидеть это – хотя бы за пределами себя самого, за пределами моего существования, уже кончившись! Впрочем, это место отличается грамматической неясностью и допускает разные интерпретации

местность (в Аравии? в Индии?), откуда при царе Соломоне вывозили золото

«призраки», «мороки», «нежить», олицетворения и обитатели непроницаемой загробной мглы

«погибель», «бездна» (ср. русское слово «пропасть», обозначающее «бездну» как место, где все «пропадает»): преисподняя и олицетворение преисподней

Еще один образ космогонической битвы бога с первочудищем хаоса

В древней Палестине место, где восседали и творили суд старейшины

Текст истолкован в соответствии с цитатой в талмудическом трактате «Санхедрин». По масоретскому тексту надо было бы перевести: «как песок, умножатся мои дни»

Содержание главы 31 составляет «очистительная присяга» Иова. Он хотел бы вести юридически правильный судебный процесс и теперь делает шаг в этом направлении, по всем правилам древнего судопроизводства заявляя о своей невиновности по всем возможным пунктам

Основная идея, принесенная с собой Элиу на затянувшийся диспут, примерно такова: страдание надо рассматривать не столько как возмездие в юридическом смысле слова, сколько как целительное и очищающее средство, при помощи которого бог врачует тайные недуги человеческого духа и обостряет внутреннюю чуткость человека, его «слух» (ср.гл. 36: «и в утеснении отверзает людям слух...»)

Перевод по конъектуре Ф. Штира. Темное место допускает самые различные прочтения

Стихи снова сменились прозой; этим подчеркнуто, что книга кончается так, как она началась,– идиллией. Поразительно, что автор после картин предельной патетики с высокой поэтической дерзостью решается кончить повесть в тонах сказочного юмора (чего стоят хотя бы «говорящие» имена трех дочерей!)

бедуинское племя к востоку от Палестины. Имеются в виду черные бедуинские шатры

На дорогах, где перегоняли скот, бродили под покрывалом продажные женщины (см. «Бытие», XXVIII, 14—26)

местность недалеко от Мертвого моря

Дословно: «Он ввел меня в дом вина, и значок его надо мной – любовь». Знамен в собственном смысле слова в древности не было – здесь и ниже имеются в виду металлические значки со священными эмблемами, которые носили впереди воинских частей

Здесь, по-видимому, хор подруг намеренно перебивает сольную песню, поэтому их реплику можно было бы отнести и к предыдущей песни

По-видимому, отсюда начинаются песни, сопровождающие собственно свадебный обряд

Имеются в виду размельченные душистые смолы, привозившиеся в Палестину южно-аравийскими купцами и применявшиеся для благовонных курений во время богослужения и т. п

Амана, или Аман – горы в Северной Сирии; Ливан – горы в Финикии; Сенир и Хермон – горный массив в Южной Сирии. Этот отрывок включен в обряд христианского бракосочетания.

дословно: «побеги», «ростки», в более поздние периоды развития древнееврейского языка также «орошаемая, покрытая растительностью земля»; здесь употреблено как метафора. Слово «пардес» (в переводе: «роща») заимствовано не ранее VI—V вв. до н. э. из иранского (индийск. «парадайза»—«парк»; ср. также греч. «парадейсос»—«парк, парадиз»); тем самым, во всяком случае, данная редакция этой песни не может быть датирована более ранним временем

вероятно, является ответом жениха на заключительную реплику невесты в песни IV, 12—16 и поэтому в переводе соединена с ней. Под «друзьями» разумеются гости со стороны жениха, под «родичами», собственно, «двоюродными со стороны матери» – гости со стороны невесты