Саида Абанеева - Богов любимцы. Том 2

Подумав, она обмакнула перо в чернильницу и, немного отступив, написала:

«§1. Каждый человек от рождения свободен. Единственным ограничителем свободы одного человека является свобода и безопасность другого человека.

§2. Каждый человек от рождения имеет неотъемлемое право на жизнь, свободу, справедливый суд и защиту государства.

§3. Каждый человек имеет право открыто выражать любые взгляды, убеждения и мнения, исповедовать любую религию или не исповедовать никакой религии, выбирать любое место жительства и род занятий, соответствующий его природным талантам и наклонностям, владеть любым имуществом, как движимым, так и недвижимым, распоряжаться им по своему усмотрению и применять любые дозволенные законом способы и средства для его преумножения.

§4. Никто не может быть подвергнут телесному наказанию и заключен под стражу без решения суда. Лицо, тело и жилище человека неприкосновенны».

Отложив перо, она перечитала написанное и удовлетворенно улыбнулась.

– Возможно, это не самый длинный закон на свете, но никто не вправе сказать, что он глуп, жесток или несправедлив.

Вдруг она услышала за спиной какое-то сопение и удивленно обернулась.

Держась ручонками за косяк, Мир стоял в дверях, нетвердо качаясь на слабеньких ножках, и внимательно смотрел на мать.

Коринна взяла его на руки и расцеловала в пухлые щечки.

Мальчик улыбнулся и отчетливо произнес:

– Ма-ма…

Танаис обтесывала огромную мраморную глыбу и не заметила, как в мастерскую вошла Мария и, встав за спиной ваятельницы, стала молча наблюдать за ее работой.

– Неплохо получается, – долгое время спустя промолвила она наконец.

Танаис вздрогнула и, выронив из рук резец, оглянулась.

– Тебе, правда, нравится?

– Да.

– В общем-то, пока еще рано судить, что из этого получится, но мне бы очень не хотелось, чтобы моя первая работа выглядела ученической…

– Ты мечтаешь о славе?

– Наверное, нет… Когда человек создает какое-либо произведение искусства, вероятно, желание прославиться играет тут не последнюю роль, потому что он хочет, чтоб лучшее из того, что в нем есть, избежало забвения и смерти… Но, поскольку я бессмертна, желание славы бессмысленно для меня. И мое лучшее, и мое худшее навсегда останутся при мне…

Артакс ворвался в комнату Глеба и с порога заявил:

– Поздравь меня! Я совершил открытие!

– Поздравляю, – вяло откликнулся Глеб. – Надеюсь, ты открыл не ту бутылку мадеры, которую я берегу для особо торжественного случая?

– Представь, я открыл, что Земля – круглая и вращается вокруг Солнца!

– Потрясающе, – усмехнулся Глеб. – А теперь представь, что когда я пашу землю, мне совершенно безразлично, круглая она или плоская, вращается или нет. Для меня имеет значение только, плодородна ли она и каков будет урожай.

– Ты полный невежда, – разочарованно вздохнул Артакс. – Наведаюсь к Ставеру. Возможно, его мое открытие заинтересует больше, чем тебя…

– Едва ли. Его земля интересует только с одной точки зрения: не нарушает ли кто-нибудь чужих границ.

– Господи, ну разве можно мыслить так узко? Земля – наш дом, а не поле и не окоп. А свой дом человек должен знать во всех подробностях.

– Ну, раз ты такой всезнайка, скажи, что у нас сегодня на обед?

– Ты когда-нибудь поднимаешься выше сытости?

– Когда плотно поем…

Коринна внесла в столовую большой торт со свечами и поставила в центре стола.

– По какому случаю? – спросил Ставер.

– Угадайте с трех раз. Кто угадает, – получит самый большой кусок.

– Чей-нибудь день рождения? – неуверенно предположила Танаис.

– Раз, – загнула палец Коринна.

– Какой-нибудь праздник? – спросил Глеб.

– Два, – загнула Коринна второй палец.

– Просто ты решила потрясти нас своими кулинарными талантами, – высказал предположение Артакс.

– Увы, но должна прямо заявить, что сообразительностью вы не отличаетесь. Поводом для создания этого торта послужило то обстоятельство, что сегодня ровно в полдень Мир совершенно самостоятельно добрался из детской до моего кабинета и – мало того – назвал меня «мамой»!

– Этого просто не может быть, – недоверчиво покачал головой Артакс. – Ему и трех дней нет от роду.

– И тем не менее, это святая правда.

– За великое будущее Мира! – подняв бокал с вином, воскликнула Мария.

– И его сестры, – чокаясь с ней, добавила Танаис.

– Ну, пока что Любовь ведет себя как самый обычный ребенок: очень много ест, очень много спит, часто плачет и расписывается на пеленках, так что говорить о ее великом будущем, по крайней мере, преждевременно, – улыбнулась Коринна и стала делить торт на шесть равных частей.

– Ставлю сто против одного, что на завтрашнем турнире победит рыцарь Магнус. Он находится в отличной форме и в этом году не потерпел ни одного поражения, – сказала Танаис.

– И это сделало его заносчивым и неосторожным. Он так уверовал в собственную непобедимость, что совсем перестал упражняться. Увидишь, первый же противник выбьет его из седла одним щелчком, – возразил ей Ставер.

– Что ставишь?

Мария хмуро усмехнулась и негромко сказала, обращаясь к Коринне:

– В жизни не слышала более содержательной беседы…

– Ты чем-то недовольна, дорогая? – спросила Танаис.

– А чем, по-твоему, я должна быть довольна? Разве такой ты была, когда я полюбила тебя? И разве полюбила бы я тебя такой? – с горечью ответила Мария.

– Я не совсем поняла, в чем заключается моя вина, – медленно и тихо произнесла Танаис. – Я понимаю, что тебе не нравится обыденность наших дел и разговоров, но ты пойми и то, что человек не способен постоянно жить на вулкане. И с этим нужно смириться.

– Я никогда не смогу смириться с этим, потому что никогда не смогу забыть, как весело, счастливо и беззаботно жили мы в минувшие дни! – гневно воскликнула Мария и вышла из гостиной, громко хлопнув дверью.

– В чем-то она права, – некоторое время спустя после ее ухода произнес Глеб. – Иногда мне безумно хочется подраться…

Ему никто не ответил.

Прошло полгода.

Лежа на диване, Ставер читал «Полигимнию» Геродота, когда в дверь его комнаты тихонько постучали.

– Входи, сынок, – вставая с дивана, произнес Ставер, и в комнату вошел прелестный мальчуган лет семи на вид. Черноволосый, как отец, и синеглазый, как мать, он унаследовал редкую силу Ставера и необыкновенную красоту Коринны, и ростом, статью и пригожеством далеко превосходил даже восьми- и девятилетних детей.

– Папа, мне нужно кое о чем тебя спросить, – не по-детски серьезно начал он, усаживаясь на диван рядом с отцом.

– Слушаю тебя.

– Скажи, для чего рождаются люди?

– Чтобы жить, – улыбнулся Ставер.

– А живут для чего? Чтоб умереть?