Эпосы, легенды и сказания - Беовульф

мужал вождь ведеров.
Когда же явились

морескитальцы,
наследники Охтхере, [145]

восставшие против
морского конунга

в державе Скильвингов,
сыны-изгнанники

пришли из Швеции
к гаутам, за море,

ища прибежища, —
тогда-то Хардред

гостеприимный
убит был Онелой

наследник Хигелака,
приют им давший,

а сын Онгентеова,
убийца Хардреда,

бежав от гаутов,
в свой дом возвратился;

остался Беовульф
единовластным

вождем над ведерами,
то добрый был конунг!

За смерть предместника
отмстил он, как должно,

в недолгом времени —
на помощь Эадгильсу,

вождю одинокому,
сыну Охтхере,

в знак дружбы он выслал
дружину за море,

рать и оружие;
и враг, застигнутый

зимним походом, [146]
сгинул Онела.

Невзгоды многие
преодолевший,

несокрушимый
вершитель подвигов,

так дожил сын Эггтеова
до дня урочного,

и в час предначертанный
с драконом сведался.

Владыка гаутов,
а с ним одиннадцать

его соратников
искали змея.

Первопричину
людских несчастий

и смертоубийства
вождь знал [147], поскольку

слуга, положивший
к ногам хозяина

ту чашу краденую,
был тринадцатым

в его отряде, —
виновник распри

и злополучия
не доброй волей,

но покорный приказу,
корчась от страха,

он вел дружину
к тому подземелью,

к холму, что высился
близко от бурных

вод океана,
где кольца золота

тонко витые
хранил надменный

ревнитель, сторож
древнего клада,

в подземном логове, —
взять те сокровища

сумел бы смертный
лишь ценой непомерной!

Златодаритель,
на холм взошедши,

воссел, дабы слово
промолвить гаутам,

проститься с ними:
он сердцем предчуял

соседство смерти,
Судьбы грядущей,

уже готовой
старца приветить

и вместе с жизнью
изъять из тела

душу-сокровище. —
недолго будет

дух войнолюбый
томиться в плоти;

и молвил Беовульф,
потомок Эггтеова:

«Перевидал я
немало с молодости

сеч и усобиц —
и все помню!

Семь зим мне было,
когда державный [148]

меня от родителей
взял владыка:

казна и пища
мне шли от Хределя,

и воспитал меня
конунг, мой родич;

в его чертоге,
дитя чужое,

в глазах правителя
я был не хуже,

чем дети родные,
чем Хадкюн и Херебальд

и добрый мой Хигелак.
И так случилось,

что младшего брата
свалил брат Хадкюн

на ложе смерти
стрелой, сорвавшейся

с упругого лука
в игре, на охоте

без злого умысла, —
братогубительству

была причиной
стрела неверная,

поэтому Хредель
не мог по праву

воздать за сына
другому сыну —

без отомщения
остался Херебальд!

Так некий старец, [149]
увидевший кровного

чада тело
на дереве смерти

в удавке пляшущее,
горько сетует,

слагает строфы
об отпрыске юном,

в петле висящем
на радость воронам,

а сам он, старый,
не властен исправить

участь детища;
зовет он поутру

дитя ушедшее,
не чая дождаться

другого наследника
богатствам и дому,

коль скоро единственному
сыну выпал

злосчастный случай,
смертный жребий;

войдет ли рыдающий
в покои отрока

там запустенье,
гуляет ветер

в безрадостном зале, —
уснул наездник,

ратник в могиле! —
умолкли арфы,

и прежних пиршеств
не будет больше!

Выйдет ли скорбный,
один, стеная,

дом и усадьба
ему покажутся

чрезмерно обширными!
Вот так же и в сердце

владыки ведеров
таилось горе:

убит был Херебальд,
но вождь был невластен

за смерть возмездием
воздать убийце,

ведь и постылого
отец не в силах

сына подвергнуть
позорной казни!

Тогда он в душе своей
людские радости

отринул ради
света Господня:

селенья и земли
он, уходящий,

как должен владелец,
оставил детям.

И были битвы,
ходили шведы

войной на гаутов,
морскими походами,

с тех пор, как умер
державный Хредель,

и до поры, пока
сыны Онгентеова

войнолюбивые
не пожелали

мира на море,
но в дерзких набегах

с нами сходились
близ Хреоснаберга.

И многим известно,
как наше воинство

с ними сквиталось
за кроволития,

хотя победа
была добыта

ценой крови
вождя гаутского, —

настигла Хадкюна
в той схватке гибель.

Но, как я слышал,
убийца конунга

убит был наутро,
воздал за родича

родич Эовор,
встретив Онгентеова, —

шлем от удара
широко треснул,

пал наземь Скильвинг,
и меч не дрогнул