Бахтиар Ахмедханов - Ход слоном

При мысли о начальнике, мой мозг снова закипел. Что же это получается, если Инна сама себя содержала в элитной богадельне, значит, Бунин и компания были в курсе, что она меня дурачит и дружно ей подыгрывали? Но зачем? Она что, и им платила? Нет, это уже слишком!

Твердо решив по приезде в Москву прямо спросить обо всем у Аркаши, я остановился у входа в корпус. Было тихо, только откуда-то со второго этажа доносилась болтовня телевизора. Скорее по интонациям, чем по словам, я понял что кто-то смотрит российскую программу. Как минимум, три четверти гостей отеля были соотечественниками. Все жалуемся, что плохо живем.

Выкурив у входа сигарету, я вошел в залитый искусственным дневным светом пустынный коридор. Ключ от номера я достал на ходу и потому не стал задерживаться у двери. Войдя к себе, я вставил пластину ключа в специальный паз у двери и потянулся к выключателю. Помню, что свет зажегся с каким-то странным уханьем, словно где-то рядом осело на землю что-то очень большое и тяжелое. Еще помню, что свет тогда мне показался необычайно, неестественно ярким – наверное потому, что он вспыхнул одновременно снаружи и внутри меня. А больше я ничего не помню, потому что сразу после этого стало темно.

Очнулся я от дикой головной боли и тошноты. С трудом разлепив веки, я с ужасом подумал, что ослеп. С огромным трудом подавив первый приступ паники и заставив себя несколько минут полежать спокойно, я с облегчением различил слабую полоску света, пробивающуюся через то, что могло быть завешенным плотной портьерой окном.

Потом я попробовал сесть. Получилось. Ощупав свое ложе, я понял, что это обычный продавленный диван, отчаянно скрипевший пружинами при каждом моем движении. Хорошо хоть не связали. О том, что хорошо хоть не убили, я почему-то не думал. За что меня убивать, если я даже не пешка в чужой игре, а просто старый дурак, с которым вздумали пошутить? Продолжая думать эту комфортную для меня мысль, я полез в карман за сигаретами. И в этот момент в комнате зажегся свет.

В дверях стоял араб в длинной белой национальной рубахе, напоминающей женскую ночную рубашку, ласково называемую в России «ночнушкой». В руках араб держал поднос с двумя чашечками дымящегося и, судя по одуряющему запаху, свежесваренного кофе, двумя высокими стаканами воды со льдом и пепельницей. Он поставил поднос на низкий столик, стоящий у моего дивана, дружелюбно подмигнул мне и вышел. И тут я, что называется, обалдел. В комнату вошел Никита Сергеевич, тот самый похожий на ботаника экс-чекист, управляющий элитной богадельней, которая, если верить Анне, на днях сгорела.

От неожиданности я не нашелся что сказать, а только выпучил на Никиту глаза, и без того выпученные от головной боли и тошноты.

– Ну, здравствуйте, Альберт Эдуардович, – сказал управляющий самым сердечным и дружеским тоном. Сожалею, что с вами обошлись эээ… несколько круто, но иначе было никак невозможно. Поговорить с вами в вашем отеле без свидетелей не получилось бы, а вы нам очень нужны.

– Кому это «нам»? – осторожно спросил я. Честно говоря, я бы ничуть не удивился, если бы Никита рассказал, что он тоже решил пошутить, а потому прилетел следом за мной в Египет, дал мне как следует по башке и приволок потом в квартиру, специально снятую для подобных шуток..

– России, – торжественно произнес Никита, без всякой тени юмора. – Но не нынешней воровской, а обновленной и очистившейся.

– Судя по размеру моей пенсии, не очень-то я ей и нужен.

Мой ответ прозвучал совсем тихо. Выдавать такие фразы следует не иначе как выделяя интонацией ключевые слова и криво ухмыляясь, но ужасная головная боль даже саму мысль о движении лицевых мышц делала невыносимой.

– У нас мало времени, Альберт Эдуардович, – все тем же сердечным тоном продолжал Никита, не обративший никакого внимание на мое замечание насчет пенсии. – Я хочу знать в мельчайших подробностях, что вам рассказывала госпожа Летрих и о чем вы так долго говорили с известной вам женщиной в баре отеля. Я также хочу знать, на каком носителе вы доставили сюда информацию, и где этот носитель находится сейчас.

– Послушайте, – с трудом ворочая языком начал было я, – нет никакого носителя…

– Повторяю, – тоном, в котором звучало бесконечное терпение, сказал Никита, – у нас очень мало времени. Поэтому выбирайте прямо сейчас: или вы добровольно отвечаете на все мои вопросы, после чего я отпускаю вас на все четыре стороны, или вы точно так же подробно ответите на мои вопросы, но уже не вполне добровольно. Во втором случае, боюсь, отпускать мне будет некого. Препарат, который вызовет у вас непреодолимое желание быть искренним, в восьми случаях из десяти даже самого крепкого пациента превращает в тихого кретина.

К головной боли и тошноте прибавился ледяной холод в паху. Мне даже показалось, что от страха я подпустил в штаны, но стыдиться было некогда. Мозг с сумасшедшей скоростью перебирал варианты ответа, который мог хоть на некоторое время остановить этого улыбчивого упыря.

– Послушайте, – сказал я, – все, о чем мы говорили с Инной Летрих и той женщиной из отеля по имени Анна, я вам расскажу. Мне нет никакого смысла скрывать что-либо – ни от вас, ни от кого-то еще. Но для вас было бы гораздо лучше поговорить еще и с этой самой Анной, которая была много лет знакома с Инной Игоревной и может быть на самом деле вам полезна.

– Можете быть уверены: с ней мы тоже поговорим. Можете также не сомневаться в том, что и вы нам все расскажете.

– Меня будут искать, – не найдя ничего лучшего и отчаянно стараясь потянуть время сказал я. Сколько бы я ни клялся, что не привез с собой никакого носителя, мне все равно не поверят. Похоже, я приплыл.

– Будут, – охотно согласился Никита. – И как еще будут! Вы ведь еще не знаете, что несколько часов назад в вашем отеле был совершен теракт? Это было ужасно, один из корпусов полностью разрушен, много раненых, количество убитых уточняется. Сейчас идет эвакуация гостей. Думаю, к утру специалисты определят эпицентр взрыва. Угадайте-ка с трех раз, где он находился? Правильно, в вашем номере. А еще специалисты очень скоро обнаружат, что из отеля исчезли не только вы, но и сумка с вашими вещами, а также документы. И что прикажете им думать? Только одно: исполнитель – вы. А если не исполнитель, то, как минимум, человек, имеющий к исполнителю какое-то отношение. В любом случае, вам не позавидуешь. Так что? Будем сотрудничать?

– А смысл? – угрюмо поинтересовался я. – Если я откажусь, вы сделаете из меня инвалида. Соглашусь – инвалида из меня сделают усатые ребята из местной полиции.

– Смысл в том, – голос Никиты стал торжественным, как у ведущего концерта, посвященного Дню милиции, – что в случае, если вы нам поможете, исполнитель теракта будет немедленно найден и предъявлен общественности. Вы же будете представлены как невинная жертва террористов, что будет означать получение страховки, почетное возвращение на родину и десяток-другой интервью. Хотя и ненадолго, но вы станете знаменитостью. Может быть, вам даже предложат где-нибудь работу. Ведь вашего прежнего места службы, как вам, думаю, уже сообщили, больше не существует.