Евгений Карнович - Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий [репринт, старая орфография]

Живя въ Ревелѣ, Магницкій подбилъ тамошняго уроженца Бюргера, учителя русскаго языка, но лютеранина, издавать въ 1832 году на русскомъ языкѣ журналъ, подъ названіемъ «Радуга». Разумѣется, что въ журналѣ полнымъ распорядителемъ былъ Магницкій, и «Радуга» предназначалась быть проповѣдницею самаго крайняго обскурантизма; но по недостатку подписчиковъ журналъ этотъ въ слѣдующемъ году прекратился. Главною задачею этого журнала была борьба противъ европейскаго просвѣщенія и проведеніе въ публику мысли о необходимости отторженія Россіи отъ общенія съ Западомъ. Время татарскаго ига признавалось для Россіи благодѣтельною порою, такъ какъ, благодаря ему, наше отечество, впродолженіе нѣсколькихъ столѣтій, не соприкасалось съ Западомъ и вслѣдствіе этого сохранило православіе во всей его чистотѣ.

Еще въ бытность свою въ Петербургѣ, Магницкій, при своихъ дружескихъ отношеніяхъ къ Аракчееву, старался на всякій случай сойтись снова съ Голицынымъ, но послѣдній уклонялся отъ этого, зная уже теперь, чѣмъ кончится приближеніе къ нему Магницкаго. Когда же Магницкій былъ исключенъ изъ службы и находился въ нуждѣ, то онъ обратился къ Голицыну съ просьбою исходатайствовать ему то содержаніе, какое онъ получалъ по должности попечителя, для чего долженъ былъ быть испрошенъ особый высочайшій указъ. Голицынъ отклонилъ отъ себя это дѣло, но, тѣмъ не менѣе, какъ слышалъ Гётце, выхлопоталъ ему пенсію по особому уставу, на что Магницкій, по закону, какъ исключенный изъ службы, не имѣлъ никакого права.

Пребывъ шесть лѣтъ въ Ревелѣ, Магницкій рѣшился снова написать Голицыну покаянное письмо. Сознаваясь въ своихъ винахъ передъ княземъ, онъ просилъ прощенія и напоминалъ, что истинный христіанинъ долженъ воздавать за зло добромъ. Смиренное свое покаяніе онъ сопровождалъ просьбою о содѣйствіи со стороны князя къ переводу его, Магницкаго, въ климатъ болѣе умѣренный, чѣмъ въ Ревелѣ. Хотя Голицынъ и не отвѣчалъ на это письмо, но все же постарался исполнить просьбу Магницкаго, которому и разрѣшено было проживать гдѣ онъ захочетъ, за исключеніемъ Петербурга. Въ маѣ 1833 года, онъ поселился около Петербурга, въ одной изъ нѣмецкихъ колоній. Между тѣмъ, послѣдовалъ указъ, чтобы тѣ лица, которымъ не дозволенъ въѣздъ въ Петербургъ, не имѣли бы права проживать вообще въ предѣлахъ петербургской губерніи. Тогда Магницкій поѣхалъ въ Москву и, проживъ тамъ нѣсколько времени, окончательно поселился въ Одессѣ.

Бывшій въ то время одесскимъ генералъ-губернаторомъ графъ (впослѣдствіи свѣтлѣйшій князь) М. С. Воронцовъ принялъ Магницкаго благосклонно. Казалось бы, что въ благодарность за это и притомъ въ отношеніи такого честнаго вельможи, каковъ былъ Воронцовъ, Магницкій долженъ былъ бы отстать отъ своей прежней неблагородной привычки доносчика, но оказалось, что и Воронцовъ не избавился отъ его кляузъ.

Совершенно неожиданно, въ одинъ прекрасный день, Воронцовъ получилъ препровожденный къ нему изъ Петербурга доносъ на него же самого. Доносъ этотъ былъ написанъ Магницкимъ за его подписью. Когда Магницкій явился, по обыкновенію, къ Воронцову, то графъ, не обнаруживая ничего, дружелюбно разговорился съ нимъ, а между тѣмъ слуга, получившій приказаніе заранѣе, вошелъ въ кабинетъ и доложилъ графу, что графиня проситъ его сіятельство пожаловать къ ней. Уходя изъ кабинета и извинившись передъ Магницкимъ, Воронцовъ умышленно положилъ доносъ Магницкаго на письменный столъ такъ, чтобы гнусный гость непремѣнно замѣтилъ эту бумагу. Когда же Воронцовъ возвратился въ кабинетъ, то онъ съ невозмутимымъ спокойствіемъ сталъ продолжать прерванную бесѣду, но Магницкій не выдержалъ позора и поспѣшилъ уйти отъ Воронцова какъ можно скорѣе.

Вскорѣ, однако, послѣдовало распоряженіе объ отправкѣ Магницкаго изъ Одессы въ мѣсто прежняго его жительства — въ Ревель. Въ Одессѣ онъ былъ уже человѣкомъ нетерпимымъ: онъ доносилъ, кляузничалъ, ссорилъ между собою всѣхъ служащихъ и т. д. Но такъ какъ противъ пребыванія въ Ревелѣ Магницкій выставилъ свое болѣзненное состояніе, то ему разрѣшено было жить въ Херсонѣ, съ усиленіемъ надъ нимъ полицейскаго надзора. Въ мартѣ 1841 года, ему, по ходатайству великаго князя Михаила Павловича, разрѣшено было возвратиться въ Одессу съ строжайшимъ внушеніемъ, чтобы онъ не заводилъ тамъ никакихъ интригъ.

Пользуясь пребываніемъ Голицына въ его крымскомъ имѣніи — Гаспра-Александрія, Магницкій обратился къ князю съ просьбою объ исходатайствованіи ему усиленной пенсіи. Голицынъ, забывъ все зло, какое ему надѣлалъ Магницкій, выпросилъ ему, въ августѣ 1844 года, ежегодную пенсію въ 1,500 рублей, но Магницкій не долго пользовался этою милостію, такъ какъ онъ умеръ 21-го ноября того же года, за день до смерти Голицына.

Если когда-то Плутархъ выставлялъ въ примѣръ нравственнаго подражанія для юношей знаменитыхъ мужей древняго міра, то Магницкій можетъ быть выставленъ русскимъ историкомъ въ противоположномъ смыслѣ, какъ образецъ, которому подражать вовсе не слѣдуетъ…

Знакомство Гётце съ Шишковымъ. — Хорошія черты въ характеристикѣ послѣдняго. — Его поздняя женитьба. — Насмѣшки надъ нимъ. — Его гостепріимство. — Его консерватизмъ. — Его вѣротерпимость и филологическій фанатизмъ. — Неосновательное обвиненіе его въ обскурантизмѣ. — Замѣтки о цензурѣ. — Мнѣнія Шишкова о крѣпостномъ правѣ и объ университетскомъ обученіи, — Образъ дѣйствій Шишкова въ отношеніи графа Орлова-Чесменскаго. — Докладъ государю въ лагерѣ подъ Дрнссою. — Увольненіе отъ должности министра. — Наружность Шишкова. — Любовь его къ дѣтямъ. — Отношеніе къ литературѣ. — Смерть Шишкова, — Д. Н. Блудовъ. — Устройство евангелической церкви нъ Остзейскомъ краѣ. — Законъ о смѣшанныхъ бракахъ. — Отмѣна «Литовскаго Статута».

Особую главу посвящаетъ Гётце Шишкову, котораго онъ зналъ лично. Знакомство Гётце съ Шишковымъ началось лишь въ царствованіе Николая Павловича. До этого времени онъ слышалъ только о немъ, какъ о противникѣ Библейскаго Общества. Шишковъ не былъ вовсе интриганомъ; напротивъ, онъ былъ чрезвычайно честный и прямодушный человѣкъ, старый консерваторъ изъ школы Екатерины II, слѣдовательно — онъ былъ чуждъ племенной ненависти и церковнаго фанатизма. Религіозныя преслѣдованія начались еще за много лѣтъ до вступленія его въ министерство и они вовсе ему не нравились. Онъ являлся фанатикомъ только тогда, когда рѣчь заходила о церковномъ языкѣ и когда не хотѣли признавать тождества этого языка съ современнымъ русскимъ языкомъ.

«Во время назначенія Шишкова министромъ, — разсказываетъ Гётце — я ему лично не былъ извѣстенъ. Какъ чиновникъ особыхъ порученій департамента иностранныхъ исповѣданій, я счелъ нужнымъ явиться къ нему. Онъ жилъ тогда на Фурштадтской, въ собственномъ домѣ, прямо противъ Анненской церкви. Онъ принялъ меня и вѣжливо, и ласково. Прошло немало времени, пока я увидѣлъ его снова. Онъ переѣхалъ на казенную квартиру (въ Почтамтскую улицу, въ домъ занимаемый нынѣ директоромъ почтоваго департамента) и послѣ смерти первой своей жены, нѣмки-лютеранки, которую я не зналъ, женился на семьдесятъ первомъ году жизни на католичкѣ и полькѣ, Юліи Осиповнѣ, вдовѣ Лобичевской, рожденной Нарбутъ; надъ этимъ супружествомъ въ ту пору очень смѣялись».