Евгений Карнович - Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий [репринт, старая орфография]

Замѣчательно, что на это донесеніе Дивьера послѣдовалъ ему, относительно Морица, наказъ противоположный прежнему, а именно, не имѣть болѣе свиданій «съ извѣстною персоною» и по возможности удаляться отъ него, «чтобъ не нажить подозрѣнія». Высказываемое здѣсь опасеніе подтверждаетъ, по всей вѣроятности, догадку нашу о томъ, что Морицъ, на всякій случай, имѣлся въ виду у петербургскаго кабинета. Дивьеру внушалось далѣе, чтобъ онъ обнадеживалъ курляндцевъ въ поддержкѣ со стороны Россіи, если они будутъ отстаивать свои прежнія права и привилегіи; но чтобы онъ при этомъ не упоминалъ ни о графѣ Морицѣ, и ни о какомъ-нибудь другомъ кандидатѣ. Если же курляндцы стали бы требовать, чтобы Дивьеръ объявилъ имъ намѣреніе Россіи относительно Морица, то онъ долженъ былъ двумъ или тремъ главнымъ сторонникамъ Морица «въ самомъ высшемъ секретѣ» объявить, что Морицъ, поспѣшивъ своимъ избраніемъ, самъ виноватъ въ томъ, что Рѣчь Посполитая на послѣднемъ сеймѣ приняла такія строгія противъ него мѣры и что если русскіе станутъ упоминать теперь о Морицѣ, то этимъ только раздразнятъ поляковъ и побудятъ ихъ, какъ можно скорѣе, привести въ исполненіе опредѣленія, постановленныя на гродненскомъ сеймѣ. Притомъ, такъ такъ герцогъ Фердинандъ еще живъ, и до смерти его раздѣлить Курляндію на воеводства нельзя, то и не кстати теперь было бы Россіи ссориться съ Польшею изъ-за Морица, вообще Дивьеру внушалось вести дѣло такъ, чтобы «курляндцы на своемъ сеймикѣ о Морицѣ пока помолчали, и выбора не подтверждали и не уничтожали».

Дѣйствія М. Бестужева-Рюмина въ Варшавѣ по курляндскому вопросу. — Невѣсты, избираемыя Морицу Лефортомъ. — Заочная любовь Елисаветы Петровны къ Морицу. — Противодѣйствіе Россіи пріѣзду польскихъ коммисаровъ въ Курляндію. — Запутанность курляндскихъ дѣлъ. — Докладъ императрицѣ о Морицѣ. — Слухи о предоставленіи Курляндіи молодому князю Меншикову.

Въ Петербургѣ взглядъ кабинета на курляндскія дѣла значительно измѣнился противъ прежняго, когда недѣйствительность избранія Морица стояла въ главѣ требованій петербургскаго двора и когда Михаилу Бестужеву, назначенному посломъ въ Варшаву, на мѣсто князя Долгорукова, предписывалось дѣйствовать совершенно инымъ образомъ. Бестужевъ долженъ былъ заявить королю, что императрицѣ извѣстно желаніе Августа II доставить Курляндію «принцу» Морицу, но что императрица не согласна на это для избѣжанія ссоры съ королемъ прусскимъ, и въ замѣнъ Морица.

Бестужевъ долженъ былъ хлопотать о князѣ Меншиковѣ, который теперь былъ окончательно отстраненъ отъ этой кандидатуры. Затѣмъ мы видѣли, что отправленный на гродненскій сеймъ Ягужинскій не долженъ былъ хлопотать о Меншиковѣ, но только противиться избранію Морица, котораго, однако, теперь стали держать какъ запаснаго кандидата на курляндскій престолъ.

Между тѣмъ, Лефортъ продолжалъ, по прежнему, стараться о томъ, чтобы доставить Морицу Курляндію посредствомъ брака его въ Россіи. Относительно сватовства Морица сохранилась въ дрезденскомъ архивѣ весьма любопытная переписка. Такъ, Лефортъ безпрестанно настаивалъ, чтобы Морицъ самъ пріѣхалъ въ Петербургъ довершить побѣду надъ сердцемъ цесаревны и показалъ бы себя тамъ, живя роскошно и весело. По поводу вызова, сдѣланнаго Морицу, одинъ изъ саксонскихъ министровъ графъ Мантейфель писалъ Лефорту: «dites moi а l'oreille, commbien vous croyez, qu’il faudrait au C. de S. pour gagner les amis en vos cantons»? На этотъ вопросъ Лефортъ отвѣчалъ: «la chose n’est facile à déterminer, il s’agit de savoir si c’est pour Nan (Анна Ивановна) ou pour Lis (Елисавета Петровна). La princesse Elisabeth est une place forte à emporter, mais non impossible, car à l’aide du coffre fort la place se rendra. La duchesse de Courlande coûtera mais pas tant. L’on juge icy, que si la princesse Elisabeth manque, l’on serait mieux de s’attacher à la fille de Menzikow, qu’à la duchesse de Courlande, elle aura des especes, sera bien fournie».

Наконецъ, если-бы и бракъ съ княжной Меншиковой не могъ почему либо состояться, то Лефортъ предназначалъ Морицу въ невѣсты графиню Софью Карловну Скавронскую, фамилія которой такъ быстро возвысилась, вслѣдствіе своего родства съ императрицею Екатериною I. Лефортъ полагалъ, что государыня, выдавая Скавронскую замужъ за Морица, будетъ вмѣстѣ съ тѣмъ содѣйствовать ему въ полученіи герцогства курляндскаго.

При сватовствѣ Елисаветы, Лефортъ такъ описывалъ ее: «она блондинка, не такъ высока ростомъ, какъ ея сестра, и склонна къ тому, чтобы быть болѣе дородной (puissante). Она, впрочемъ, стройна п хорошаго средняго роста: у нея круглое очень миленькое личико, голубые глаза съ поволокой (jus de moineau), прекрасный цвѣтъ лица и прекрасный бюстъ. Что касается ея нрава и наклонностей, то въ этомъ отношеніи она отличается отъ своей сестры. У нея чрезвычайно игривый (enjoué) умъ, ей все-равно тепло ли, холодно ли, живость дѣлаетъ ее вѣтренной; она всегда стоитъ на одной ногѣ, не думая ни о чемъ прочемъ и одарена талантомъ передразнивать походку и наружность каждаго. Она не щадитъ даже самыхъ близкихъ къ ней лицъ, какъ напримѣръ герцога голштинскаго. Она говоритъ превосходно по французски, порядочно по нѣмецки и по любви ко всему блестящему, кажется, рождена для Франціи».

Быть можетъ это самое, хотя и весьма привлекательное съ точки зрѣнія Лефорта, описаніе невѣсты и заставляло Морица, испытавшаго уже порядкомъ горечь брачныхъ узъ, не слишкомъ доискиваться руки бойкой и вѣтренной цесаревны. Лефортъ же, съ своей стороны, умѣлъ, какъ искусный сватъ, повести дѣло такимъ образомъ, что Елисавета заочно влюбилась въ Морица и съ нетерпѣніемъ, даже еще болѣе «avec démangeaison» — какъ выражался саксонскій дипломатъ — ожидала пріѣзда Морица въ Петербургъ. Она говорила, что не хочетъ подчиниться обыкновенной участи принцессъ, вступая въ бракъ изъ-за государственныхъ видовъ и заявляла, что она выйдетъ замужъ за того только, кто ей лично понравится, а Морицъ, который по наружности превосходилъ своего отца, слывшаго нѣкогда замѣчательнымъ красавцемъ, могъ смѣло разсчитывать на вниманіе къ себѣ влюбчивой Елисаветы.

Гродненскій сеймъ, разрѣшивъ вопросъ объ изгнаніи Морица изъ Курляндіи, не разрѣшилъ, однако, окончательно вопроса о будущей судьбѣ герцогства и дѣло оставалось запутаннымъ по прежнему, и относительно этого польскіе коммисары должны были договориться особо съ чинами курляндскаго сейма. Россія, разумѣется, не оставляла своихъ видовъ на Курлярдію и король Августъ II, въ разговорѣ съ Ягужинскимъ, далъ понять ему, что онъ, король, противъ поляковъ ничего сдѣлать не можетъ, но что онъ былъ бы очень радъ, если бы Морицъ получилъ помощь со стороны Россіи. Тогда бы и король сталъ дѣйствовать подъ рукою въ его пользу. Но прежде чѣмъ поднять снова вопросъ о Морицѣ, петербургскій кабинетъ началъ стараться о томъ, чтобы не допустить въ Курляндію польской коммисіи, которая могла усилить тамъ вліяніе Рѣчи Посполитой. Вдовствующая герцогиня была также противъ польской коммисіи въ Курляндіи и отправила въ Варшаву къ Ягужинскому письмо, сообщая, что «при слухахъ о такой коммисіи здѣшняя земля въ великую конфузію и дишперацію приходитъ» и что такая «коммисія» была бы «великое предосужденіе россійскимъ интересамъ». Въ свою очередь и Ягужинскій доносилъ, что ему нечего ждать въ Варшавѣ и что «поляки, видя только словесныя представленія и не опасаясь никакого дѣйствія, не могутъ быть приведены къ резону».