Мигель Леон-Портилья - Философия нагуа

Ф. Энгельс, анализируя характеристику ацтекского общества, данную Л. Морганом, пишет в «Происхождении семьи, частной собственности и государства» следующее: «Морган впервые подвергает исторической критике первоначально основанные на недоразумении и преувеличенные, а затем и прямо лживые сообщения испанцев и доказывает, что мексиканцы стояли на средней ступени варварства, но несколько опередили в своем развитии новомексиканских индейцев пуэбло и что их общественный строй, насколько можно заключить по искаженным сообщениям, соответствовал этому: это был союз трех племен, подчинивший себе и обязавший данью несколько других племен и управляющийся союзным советом и союзным военачальником, которого испанцы превратили в «императора»{[449]}. (Курсив мой. — Р. Б.)

Данная характеристика, на наш взгляд, должна быть отнесена к началу рассматриваемого периода, то есть к тому моменту, когда для свержения тепанекского ига был заключен союз между Теночтитланом, Тескоко и Тлакопаном. В дальнейшем благодаря военным успехам ацтеков и выгодному экономическому и стратегическому положению Теночтитлана процесс разложения родового строя усилился и их социальное развитие подошло к высшей ступени варварства. Об этом прежде всего свидетельствует развитие частной собственности и социальное расслоение. Отметим, что, хотя основной формой землевладения продолжала оставаться община, наряду с ней уже появилась частная собственность на землю, которая стала передаваться по наследству. Быстрому росту частной собственности содействовали частые военные походы, приводившие к большим территориальным захватам. Это позволяло распределять земельные наделы среди отличившихся воинов. Развитию частной собственности во многом способствовал и рост меновой торговли. Все это привело к значительным переменам в социальной структуре общества. Вот что пишет по этому поводу исследователь древней культуры Мексики Жак Сустель: «Какие поразительные перемены произошли к началу XVI века! Мексиканское общество дифференцировалось и усложнилось, возникла иерархия. Различные группы населения осуществляют различные функции, чиновники отдают приказания и пользуются большой властью. Значительное и почитаемое жречество не смешивается с военной и гражданской властью. Торговля держит в руках огромное количество дорогих товаров, и на глазах увеличивается влияние тех, кто посвятил себя этого рода деятельности. Появляется богатство и роскошь, но вместе с ними появляется также и нищета»{[450]}.

Важнейшим свидетельством разложения родового строя является широкое распространение рабства. Основная масса рабов (тлатлакотин) состояла из военнопленных и частично из своих же граждан, обращенных в рабство за долги и некоторые преступления. Из хроник известно, что у ацтеков существовала также самопродажа в рабство; особенно широкий размах это явление получило в 1451—1456 годы, когда в результате ряда стихийных бедствий погиб урожай и в стране свирепствовал голод. Этот факт еще более подчеркивает степень разложения родового строя.

Как на одну из особенностей социальной структуры ацтеков Энгельс указывает на союз трех племен, управляющийся военным советом и союзным военачальником. Надо сказать, что к периоду, непосредственно предшествовавшему приходу испанцев, этот союз фактически распался, правитель ацтеков уже не подчинялся союзному совету и его должность стала наследственной. О его могуществе и власти говорит такой факт: когда в 1516 году умер правитель города Тескоко Нецагуалпилли, Монтесума не признал избранника тескоканцев и сам назначил преемника. Это послужило поводом для восстания и окончательного распада союза.

Отдавая себе отчет в том, какие громадные трудности встают перед исследователем, поставившим себе задачу определить влияние особенностей развития общественных отношений на формирование мировоззрения ацтеков, надо, однако, отметить, что имеющиеся в настоящее время в распоряжении ученых данные предоставляют возможность более дифференцированно подойти к решению этого вопроса.

К. стр. 72.

Трудно переоценить огромную научную ценность настоящего введения. Такой подробный и научно объективный исторический анализ сам по себе представляет значительный научно-исследовательский труд. В нем охвачен огромный материал, рассмотрены основные идеи исследователей данной проблемы. В этом отношении работа Леон-Портильи выгодно отличается от многих других подобных работ. Однако, может быть, именно поэтому явственнее выступает слабая, на наш взгляд, сторона этого раздела. Нам кажется, что автор должен был уделить некоторое внимание анализу основных научных концепций, отражающих главные закономерности и пути развития мировоззрения в период разложения первобытнообщинного строя и начала формирования классового общества, и определить свое отношение к ним. Тем более что в ряде таких работ в той или иной форме непосредственно затрагиваются те индейские племена Мексики, которые являются предметом настоящего исследования (работы Энгельса, Моргана, Спенсера и др.). Думается, что настоящая книга не проиграла бы, если бы автор несколько расширил круг вопросов своего историографического исследования и более подробно проанализировал исторические и экономические исследования, посвященные древней Мексике, ибо это помогло бы лучше понять особенности формирования мировоззрения древних мексиканцев.

Отмечая широту охваченного автором материала, мы думаем все же, что иа работах некоторых исследователей следовало бы остановиться более подробно. Мы имеем в виду прежде всего «Историю Индий Новой Испании» Фрай Диего Дурана, написанную между 1579—1581 годами. Несмотря на то что автор несколько раз упоминает и цитирует работу Дурана, читатель так и не находит оценки этого труда, хотя данный труд содержит множество ценнейших сведений, взятых из первоисточников нагуа и кодексов. Вот как характеризует Чаверо работу Дурана: «Типическую историю Мексиканской империи можно найти только у Тецоцомока и Дурана. Читая этих хронистов, представляешь себя их современником, присутствуешь и наблюдаешь то общество и те подвиги и слушаешь, как говорят сами теночки на своем выразительном и блистательном языке»{[451]}.

Следовало бы также больше уделить внимания анализу книги Лоретт Сежурн «Мысль и религия древней Мексики», опубликованной в Лондоне в 1956 году, о которой автор говорит лишь в примечаниях (см. стр. 70). А попытка Лоретт Сежурн рассмотреть борьбу противоположностей как один из центральных моментов мировоззрения нагуа представляет большой интерес. Заслуживает внимания также большой фактический материал, приводимый в этой работе.