Эдуард Еласов - Зайди ко мне, когда уснёшь (СИ)

-- Да, если знать будущее... Нажал на тормоз, и замотало... Понесло боком под другую машину... -- задумчиво произнёс Леонид.

-- А просто попросить водителя ехать осторожно, нельзя было? -- резонно поинтересовался Николай.

-- Нельзя. Всё должно выглядеть естественно. Даже авария наверняка задумана, но только с другим исходом. Все должны остаться живы, -- рассуждал Лёня и неожиданно, словно прозрев, повернулся к собеседнику. -- Точно! Виртуозный расчёт с прицелом на такой результат! Ах, какова...!

-- Да ладно, сейчас можно что угодно выдумывать... Я точно тебе чая налил, может, там что-то другое? -- Николай отнял у него кружку, и, нарочито шутя, понюхал, -- самое странное, что ты признаёшь, что ещё кто-то был рядом с машиной. А не замешан ли ты сам в этом?

-- Замешан, -- грустно признался Леонид. -- Я тоже его хотел остановить, но не успел.

Николай осторожно поднёс руку ко лбу Леонида, словно боясь, что тот его укусит. Потом на полном серьёзе спросил:

-- Я вот тебя слушаю и думаю, что на Банной Горе случился массовый побег психов? Может, там забор упал? То какая-то баба в маске с бритвой пугает народ, то явление спасателя, которого, похоже, самого надо спасать.

Повисла пауза. Каждый думал о чём-то своём.

-- Слушай, тебе велосипед не нужен? -- неожиданно спросил Николай.

Леонид даже оторопел от такого внезапного предложения.

-- А тебе не жалко?

-- Да было бы что жалеть... Пойдём. -- Николай встал и повёл его через улицу к подсобке. Там он долго боролся со сваленными в кучу лопатами и мётлами, пока не извлёк на свет огромный ржавый велосипед. Такие дорожники маленький Лёнька помнил ещё с детства. Ходили с пацанами, собирали их по деталям, которые вместо мороженого покупали на барахолке, доставали по знакомым, и даже по свалкам. Односкоростной, но надёжный, как танк "тридцать четвёртка", дорожный велосипед "Урал" раньше казался мечтой каждого мальчишки.

Этот экземпляр, словно из далёкого детства, тоже был, похоже, собран из металлолома. Крашенная-перекрашенная рама со следами выступившей ржавчины, руль, сплошь замотанный изолентой, гнутые крылья и битые педали. Однако лысые покрышки были подкачены и готовы к новым испытаниям. Единственное, что смущало глаз, это ржавая цепь, натянутая на такие же, не первой свежести, звёздочки. Можно было усомниться в ходовых качествах сего раритета, но тут Николай достал откуда-то бутылку с подсолнечным маслом и аккуратно пролил все втулки этого чуда техники. Потом приподнял заднее колесо и крутанул педаль вперёд, затем ещё и ещё. Механизм сначала нехотя, но затем всё легче и веселее стал раскручиваться, выдавливая из всех подвижных частей ржавчину, превращая прозрачное масло в темно-рыжую субстанцию.

-- А? Работает как часики! -- Николай победно взглянул на Леонида, -- сейчас ещё промоем маслом, и будет как новый!

-- Чего сам не ездишь?

-- Не тот возраст для велосипеда. А хранить здесь нельзя, начальство требует убрать хлам. Выкинуть жалко. Остался от одного бомжа, который сюда приезжал как на работу, попрошайничать.

-- Того самого? -- Лёня кивнул в сторону кафе.

-- Ага, его. Приедет, спрячет в кустах, идёт милостыню просить. Как настреляет деньжат, так уезжает за выпивкой. Вернётся и давай буянить. Милиция не хочет за него браться, ну и мы махнули рукой. А тут помер недавно, я поначалу вот и прибрал велосипед. Теперь не выкидывать же. Может, тебе пригодится.

Лёня взялся за руль:

-- Я человек не гордый, для меня и велосипед роскошь.

-- Ну, тогда езжай, на здоровье, -- Николай был сама доброта.

Лёня неуверенно занёс ногу над рамой и неловко взгромоздился на седло. Немного подумал и сказал:

-- Можно ещё один вопрос? Если бы ты смог вернуть свою жизнь назад... Начать другую, новую, более удачную и богатую, а?

Николай крепко задумался. Видно, что вопрос для него был не из лёгких. В какой-то момент его лицо прояснилось в светлой улыбке, и он тряхнул головой, словно скидывая наваждение:

-- Нет, не надо мне теперь другой жизни. Это значит, исчезло бы и всё то хорошее, что было в этой. Дети, жена... Были бы другие, но не те, которых я знаю, с которыми провёл лучшие годы. Теперь, когда я знаю то хорошее, знаю людей, без которых не представляю себе жизни, зачем мне что-то другое? Я и так счастлив. Понимаешь, о чём я?

Лёня кивнул, глубоко вздохнул, посмотрел вверх на светлеющее небо, робко оттолкнулся от земли, и едва не падая, зигзагами, отправился в путь.

-- Если что, заезжай... -- крикнул ему вслед Николай.

-- Спасибо за всё! -- только донеслось в ответ.

Лёня выехал на шоссе и взял курс к своему дому. Как же непривычно было вновь вспомнить давно забытые ощущения. Сердце бешено колотилось, как будто ему доверили испытать новейший гоночный болид. Последнее слово техники. Сначала не отрывая глаз от дёргающегося руля, а затем всё смелее и смелее нажимая на педали, он почувствовал необыкновенный восторг от движения по прямой. Забытое ощущение детской радости. Много ли надо человеку для счастья? Оказывается, иногда достаточно просто сесть за руль велосипеда.

Уже светало. Совсем недавно тёплая ночь сменилась утренней прохладой. Холодный туман ватой развалился на осенних деревьях. Пустынное шоссе встретило велосипедиста жёлтыми фонарями на фоне светлеющего неба.

Память выхватывала нечёткие картины его собственной судьбы, словно эпизоды из сна. Более того, сюжеты были такие, как будто он существовал в двух образах. В одном, успешный человек, поборовший свою слабость к пагубной привычке. Любимая работа, спокойный быт. И вторая жизнь, протекающая в сплошном аду. Затяжные пьянки в сомнительных компаниях, переходящие в не менее продолжительное похмелье. Дурман и немощь. Наложение кадров одной жизни на другую создавало парадоксальную иллюзию, в которой было сложно утверждать, что же было реальностью, а что сном.

Что теперь? Первым делом, конечно же, необходимо навестить маму. Лёня так давно её не видел. Он поднялся по знакомой с детства лестнице и зашёл на площадку перед квартирой. Как же он долго здесь не был. Родительский дом, такой тёплый и уютный, какой навсегда отпечатался в памяти, и в то же время, так безвозвратно оставшийся вдали.

Лёня нажал на кнопку звонка и стал прислушиваться к двери, не раздадутся ли знакомые шаги. Там было тихо. Эта преграда не пускала его домой, словно показывая, что обратного пути нет, отчего становилось совсем грустно и сиротливо. Как будто он никому не нужен. Минут десять Лёня простоял на лестничной площадке пока за соседней дверью не послышался шум задвижки. На порог вышла соседка тётя Вера, которая давно жила здесь и помнила Лёньку с детского сада.

-- Здравствуйте, тётя Вера, а где мама, не знаете?

-- Эх, Лёнька, Лёнька, даже не в курсе, -- недовольно покачала головой она, -- в больнице мама.