Наталья Долинина - Предисловие к Достоевскому

Еще одно сходство возникает между сценой из «Унижен­ных и оскорбленных» и, казалось бы, смешным появлением Репетилова в конце «Горя от ума». Чацкий язвительно изде­вается над Репетиловым, но, не дослушав его речи о Левоне и Бориньке, скрывается в швейцарскую. А Репетилову, ока­зывается, все равно, с кем откровенничать: с лестницы спу­скается Скалозуб. Репетилов и его приглашает немедленно ехать к князю Григорию, пока не замечает, что «Загорецкий заступил место Скалозуба, который покудова уехал». О Заго- рецком мы знаем, что он «переносить горазд», и действитель­но, услышав вольные речи Репетилова, он с интересом при­слушивается.

Если у кого-нибудь и осталось впечатление после разго­вора Репетилова с Чацким, что Репетилов — просто безвред­ный болтун, а после разговора со Скалозубом — что Репе­тилов глуп, но не опасен, то бессмысленная его болтовня при Загорецком снимает все сомнения: доверять Репетилову опасно, ведь он может сказать что угодно кому угодно, он бы и Загорецкому рассказал про «тайные собранья», если бы только что не рассказывал о них Чацкому. Эти люди опасны именно своей бездумностью, безответственностью, желанием выглядеть либералами.

Но что делает Алеша Валковский? Проведя четыре дня в обществе Левеньки и Бореньки, проникнувшись их идеями, которые он никак не может внятно изложить, он сейчас же пытается приобщить к этим идеям... своего отца, князя Вал- ковского, и начинает разговор об этом в тот самый момент, ко­гда князь обеспокоился его рассказами о Безмыгиие и прочих:

«— Что за галиматья! — вскричал князь с беспокойст­вом, — и кто этот Безмыгин? Нет, это так оставить нельзя...

— Чего нельзя оставить? — подхватил Алеша, — слу­шай, отец, почему я говорю все это теперь, при тебе? Пото­му что хочу и надеюсь ввести тебя в наш круг. Я дал уже там и за тебя слово...»

Алеша дал слово за отца, что само по себе плохо, и де­лать этого нельзя, но ведь главное — он, не успев познако­миться с людьми, которые представляются ему благородней­шими и честнейшими, тут же выбалтывает о них человеку из другого лагеря, человеку, который только что сказал: «Нет, это так оставить нельзя...»

Достоевский был приговорен к смертной казни и пере­жил страшные минуты на эшафоте. Он провел восемь лет на каторге и в солдатчине. А обвинение, предъявленное Досто­евскому, было построено на том, что он читал вслух на соб­рании молодежного кружка письмо Белинского к Гоголю. Он и его друзья были неосторожны, доверились провокатору — и поплатились страхом неминуемой смерти и годами каторги.

В «Униженных и оскорбленных» Алеша из самых лучших побуждений выбалтывает отцу все, что знает о людях, чьими «высокими идеями» он восторгается. Мы уже понимаем, что эти люди — не революционеры, высокие их идеи — только болтовня, но ведь Алеша этого не знает! Он верит отцу, он переполнен наивной мыслью: «А главное, я хочу употребить все средства, чтобы спасти тебя от гибели в твоем обществе, к которому ты так прилепился, и от твоих убеждений».

К счастью, князь Валковский достаточно умен, чтобы по­нять несерьезность разговоров Левеньки и Бореньки. К тому же ему не выгодно вступать в конфликт с Катей. Если бы не это, он мог бы учесть признания сына и -сообщить куда сле­дует о его новых знакомых. Пережив все, что послала ему судьба, Достоевский не мог не думать о других юношах, судь­ба которых могла повернуться так же — и при этом бессмыс­ленно, не за что-нибудь серьезное могли они пострадать, а вот так, как Алеша Валковский: от беспечной болтовни, без­вредной для правительства и никакой решительно пользы не приносящей ни «отечеству», ни «всем».

Князь Валковский почел за благо высмеять сына и не принять всерьез его восторгов. И вот здесь Алеша поворачи­вается совсем другой стороной: мы начинаем понимать, за что этого мальчика любит Наташа. Да, он смешон, наивен, легко­мыслен, он только что на наших глазах едва не погубил сво­их кумиров, но при этом в нем есть благородство и честность. Услышав смех отца, Алеша обращается к нему с грустью и с «каким-то строгим достоинством»: «Если, по твоему мне­нию, я говорю глупости, вразуми меня, а не смейся надо мною... Ну, пусть я заблуждаюсь, пусть это все неверно, оши­бочно, пусть я дурачок, как ты несколько раз называл меня; но если я заблуждаюсь, то искренно, честно; я не потерял своего благородства... Я ведь сказал тебе, что ты и все ва­ши ничего еще не сказали мне такого же, что направило бы меня, увлекло бы за собой. Опровергни их, скажи мне что-ни­будь лучше ихнего, и я пойду за тобой, но не смейся надо мной, потому что это очень огорчает меня».

Алеша — и жертва своего отца и его произведение; добив­шись полного подчинения сына своей воле, князь может по­зволить себе смеяться над ним, но он и побаивается сына: увидев Алешин протест, князь «тотчас же переменил тон».

Так что же хотел Достоевский сказать читателям, расска­зывая им об Алеше Валковском, вызывающем не только пре­зрение, но и жалость? Прежде всего Федор Михайлович предостерегал от легкомыслия, эгоизма, и бездумности. Логи­ческий конец таких, как Алеша, описан в романе «Бесы»: при­крываясь одним из самых страшных лозунгов, какие сущест­вовали в истории человечества — «цель оправдывает средст­ва»,— такие одураченные словами мальчики послушно идут вслед за Петром Верховенским на убийство невинного; они ду­мают, что убивают во имя великой цели, на самом же деле — из гнусных и мелких эгоистических интересов Верховенского.

Мы уже говорили: в «Униженных и оскорбленных» заклю­чены как бы наброски, ростки всех будущих книг Достоев­ского. Вот и мысли об Алеше Валковском привели в конце концов к решению все того же важнейшего из вопросов: име­ет ли право человек распоряжаться чужой жизнью?

Отступление шестое

О ЖИЗНИ ДОСТОЕВСКОГО

Достоевский вернулся в Петербург и снова вошел в ли­тературу, но жизнь по-прежнему не баловала его. Брак его с Марией Дмитриевной нельзя было назвать счаст­ливым. Тяжело больная, измученная пережитыми не­счастьями и нищетой, жена не могла стать ему ни дру­гом, ни помощницей. А Достоевский взваливал на себя все больше дел. Вместе с братом Михаилом Михайло­вичем он редактирует журнал «Время», привлекает к нему самых ярких писателей той эпохи: Островского, Некрасова, Салтыкова-Щедрина, Помяловского, Куроч- кина...

Но Достоевский решительно не умел ни разбогатеть, став издателем журнала, ни даже сколько-нибудь прилично обе­спечить свою семью.

Журнал «Время» просуществовал недолго и был за­крыт за помещение неугодной царскому правительству статьи.