Наталья Долинина - Печорин и наше время

Как ни странно это звучит, но болезнь и смерть Бэлы опять на время заполнили жизнь Печорина — жалостью, заботой, любовью. Максим Максимыч «во все время не заметил ни одной слезы на ресницах его; в самом ли деле он не мог плакать или владел собою» — этого штабс-капнтан не знал.

Искреннее горе простодушного Максима Максимыча понятно нам; мы сочувствуем и обиде старика, о котором Бэла перед смертью «ни разу не вспомнила». Максим Максимыч проща­ет ее: «...что же я такое, чтобы обо мне вспоминать перед смертью?» — и все-таки он жестоко огорчен.

Максим Максимыч чувствует и проявляет свои чувства, как все люди, а Печорин и в горе не такой, как все: «...долго мы ходили взад и вперед рядом, не говоря ни слова...» — рас­сказывает Максим Максимыч,— «его лицо ничего не выражало особенного, и мне стало досадно: я бы на его месте умер с горя. Наконец он сел на землю, в тени, и начал что-то чертить палоч­кой на земле. Я, знаете, больше для приличия, хотел утешить его, начал говорить: он поднял голову и засмеялся... У меня мороз пробежал по коже от этого смеха... Я пошел заказывать гроб».

Очень жаль прекрасную, гордую Бэлу. И все-таки Лермон­тов силон своего таланта не "позволяет нам возмутиться Печори­ным, ощутить злобу против него: ведь он — виною всех не­счастий.

Мы не понимаем Печорина: может быть, ого горе потому так остро, так непохоже на обычные проявления человеческих чувств, что к нему примешивается раскаяние? Может быть, хоть теперь он понял, как глубоко виноват перед Бэлой? Этого мы не знаем, потому что видим Печорина только в поступках, глаза­ми доброго штабс-капитана, а причины этих поступков нам неизвестны.

Максим Максимыч счастию для развлечения» занялся гро­бом, похоронами, задумался о том, прилично ли ставить на моги­ле Бэлы крест, и в конце концов решил не ставить: «...все-таки она была не христианка...». Печорин всем этим заниматься не стал; он скрыл свои чувства глубоко в душе, и бесхитростный Максим Максимыч увидел только, что он «был долго нездоров, исхудал, бедняжка...».

Значит, есть в Печорине громадное обаяние, если даже любивший Бэлу Максим Максимыч может после ее смерти сочувствовать Печорину: «бедняжка»!

Этот человек — загадка для нас, и нам уже очень важно понять его характер, разгадать загадку. Но повесть кончается, и мы ничего больше не узнаем о Печорине.

Последняя страница «Бэлы» сжато информационна: похоро­нили Бэлу за крепостью, у речки, креста не поставили; Печорина месяца через три назначили в другой полк, и он уехал в Грузию; Казбич, кажется, жив и воюет с русскими среди шапсугов — воинственного черкесского племени, долго сопротивлявшегося русским войскам.

Повесть «Бэла», написанная в 1838 году, была напечата­на в журнале «Отечественные записки» как самостоятельное

20G

произведение. Она и была бы самостоятельным произведением, если бы не было в ней последнего абзаца.

«В Коби мы расстались с Максимом Максимычем...» — сообщает Автор.— «Мы не надеялись никогда более встретиться, однако встретились, и, если хотите, я расскажу: это целая история... Сознайтесь, однако ж, что Максим Максимыч человек- достойный уважения?..»

Последние фразы повести посвящены не Бэле, не Печорину, а Максиму Максимычу. Они как бы подготавливают переход к следующей повести, где Максим Максимыч займет еще более важное место, и названа она будет его именем. Но мы уже пред­чувствуем, что и там главным для нас лицом окажется Печорин.

«Максим Максимыч»

Наедине с тобою, брат, Хотел бы я побыть: На свете мало, говорят, Мне остается жить! Поедешь скоро ты домой: Смотри ж... Да что? моей судьбой, Сказать по правде, очень Никто не озабочен.

трснний намаз творил я в Арзиньянской долине, полуденный намаз в городе Арзру­ме; перед захождением солнца творил намаз в городе Карее, а вечерний намаз в Тифлизе. Аллах дал мне крылья, и я прилетел сюда...»

Такую песню поет герой сказки Лер­монтова «Ашик-Кериб». Лермонтов пере­сказал известную в устном творчестве мпо- гих народов сказку о верной любви. Ни­какого отношения к Печорину, Макси­му Максимычу или Автору «Бэлы» она не имеет. Тем не менее, начиная повесть о Максиме Максимыче, Лермонтов явно пародирует «Ашик-Кериба». Вот первые строки повести:

«Расставшись с Максимом Максимы- чем, я живо проскакал Терекское и Дарь- яльское ущелья, завтракал в Казбеке, чай пил в Ларсе, а к ужину поспел в Влады- кавказ».

Сказочный герой Ашик-Кериб за день преодолевает расстояние, которое не под силу ни одному коню,— поспеть из Ар­зиньянской долины в Тифлис можно и вправду только на крыльях. Остановки в пути он делает для того, чтобы сотворить намаз, то есть молитву.

Автор повести «Максим Максимыч» завтракал в Казбеке, чай пил в Ларсе, ужинал во Владикавказе (теперь город Орджоникидзе) — останавливался, чтобы поесть, а не помолиться. Между завтраком и ужином он проскакал 42 версты — вполне реальный путь.

Интонация Автора в начале повести о Максиме Максимыче несколько иная, чем в повести «Бэла»: она иронична.

Автор начинает с того, что подсмеивает­ся над самим собой, сравнивая себя со сказочным Ашик-Кернбом, а затем описы­вает и горы, и дорогу, и гостиницу все тем

же насмешливым тоном: «Избавляю вас от описания гор, от возгласов, которые ничего не выражают, от картин, которые ни­чего не изображают,..»

Это пишет тот же самый человек, который в первых своих записях восклицал: «Славное место эта долина? Со всех сторон горы неприступные...» — и подробно описывал горы, скалы, реки. Что же произошло, что заставило Автора перейти от восторгов к ироническому раздражению?

Ответ на этот вопрос мы получим в конце повести о Максиме Максимыче, потому что запись о новой встрече с добрым штабс- капитаном сделана, очевидно после этой встречи и причины раздражения Автора следует искать в ней.

«Я остановился в гостинице, где останавливаются все проез­жие и где между тем некому велеть зажарить фазана и сварить щей, ибо три инвалида, которым она поручена, так глупы или пьяны, что от них никакого толку нельзя добиться».

Инвалиды глупы и пьяны, гостиница плоха, и вдобавок приходится задержаться в этой гостинице на три дня — казалось бы, достаточно причин для раздражения. Однако Автор, «для развлечения, вздумал записывать рассказ Максима Максимыча о Бэле», в котором, как мы видели, никакого раздражения нет,— наоборот. Автор полон впечатлениями от прекрасной природы, сочувствует Бэле, симпатизирует штабс-капитану. Гостиница, инвалиды, задержка в пути начнут раздражать его позднее, когда он примется описывать свое новое приключение.