Наталья Долинина - По страницам Войны и мира

ностью, не менее глубоки, чем те, что открыты всем.

Трудные они люди. Но кто сказал, что легкий человек — непременно хороший? Легкость удобна,

вот с Борисом Друбецким — легко. А с Болконскими — нелегко, особенно со стариком, потому что он

— не как все, он — сам, он — ЛИЧНОСТЬ. Этим-то и дорог, этим и побеждает нас, несмотря на все

свои причуды.

8. НЕОБХОДИМЫЕ ПОЯСНЕНИЯ

Преодолев первые главы «Войны и мира» с их французским языком, мы уже не откладываем

книгу в сторону. Мы входим в жизнь героев, разделяем ее и не можем от нее оторваться. Но есть стра-

ницы, заставляющие нас останавливаться и даже скучать, — на этих страницах Толстой говорит о

своем понимании истории, излагает свою философию войны и мира.

Нам представляется странным и непонятным, зачем понадобилось вставлять эти серьезные фи-

лософские главы в художественное произведение. Разве читателям и без того не ясна и не интересна

жизнь героев «Войны и мира»?

Толстой не мог обойтись без изложения своих философских взглядов, потому что он был в е л и -

к и й р у с с к и й писатель. Именно так — настоящий писатель всегда испытывает потребность не

только показывать читателю жизнь, но и объяснять эту жизнь, и учить жизни.

Особенно сильно это стремление у русских писателей. Еще Екатерина II говорила в серд-

цах, что господин Фонвизин хочет учить ее царствовать, — и это было правдой. Ломоносов, Фонви-

зин, Радищев, Державин в своих сочинениях учили простых людей, как им честно жить, а царей —

как им правильно и достойно управлять государством. Цари не слушались, но это уже не зависело

от писателей.

Литература XIX века продолжила и углубила эту традицию. Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Турге-

нев, Островский, Гончаров, Достоевский — все они своими книгами учили читателей жить. Все в той

или иной степени давали уроки правителям государства; но, кроме того, они учили простых людей

тому, что сами открыли, поняли о жизни.

Толстой в «Войне и мире» использовал огромный опыт всей русской литературы. Цель, кото-

рую он поставил перед собой, была под силу только неутомимому мыслителю: Тол стой хотел объяс-

нить читателю не жизнь одного человека или группы людей, а жизнь целого народа на протяжении по-

чти двадцати лет. Такая задача требовала громадного напряжения ума — Толстой выработал целую

систему взглядов, которую не хотел и не мог держать при себе; он должен был отдать свои мысли чи-

тателю.

О чем же думал Толстой, когда писал «Войну и мир»?

Он говорил, что в своем романе больше всего любил мысль народную— это очень важ -

ное признание.

Что такое русский народ, каков он, как связаны между собой те отдельные люди, из которых он

состоит? Кто может направлять эту массу, руководить ею, нужно ли вообще такое руководство? Ка-

17

кими силами движется история и какова роль каждого отдельного человека" в этом движении массы

людей — вот какие вопросы больше всего интересовали Толстого.

Поэтому в его романе такое множество людей: отдельных судеб и судеб человеческих коллек-

тивов; мы видим мирные и военные будни целых полков; перед нами проходят крестьяне и ополчен-

цы, партизаны, раненые и пленные солдаты, толпа московских мастеровых — судьбы всех этих людей

перекрещиваются, рядом с ними оказываются то князь Андрей, то Кутузов, то Пьер, то Петя Ро-

стов, то Наташа — ив нашем сознании возникает грандиозная картина жизни всей России в один

из самых значительных моментов ее истории.

И сама история оказывается не только прошлым. Для Толстого Наполеон и Александр I, Ку-

тузов и Багратион вовсе не только исторические деятели; они прежде всего люди, со своими челове-

ческими качествами, достоинствами и недостатками.

Наполеон в «Войне и мире» не был бы так интересен нам сегодня, если бы Толстой видел в

нем только полководца, двинувшего свои войска в Россию и разгромленного нашим народом полто-

раста лет назад. Наполеон для Толстого — воплощение индивидуализма, человек, уверенный, что

он стоит выше других людей и потому ему все позволено; с именем Наполеона Толстой связывает

сложнейшие нравственные вопросы. Толстой был против распространенной в его эпоху теории, что

история движется мыслями и решениями отдельных выдающихся личностей. По его мнению, развитие

истории зависит от множества мелких поступков отдельных людей; поступки эти, соединяясь, образу-

ют события; история движется не волей Наполеона или Александра I, а народными массами, участ-

вующими в исторических событиях.

Поэтому Наполеон у него бывает смешон в своем убеждении, что он руководит битвами и ходом

истории; а сила Кутузова в том, что он опирается на стихийно выраженную народную волю, учитывает

настроение народа.

Толстой считал, что жизнью людей управляют постоянные, вечные законы, — объяснить эти

законы он не мог, но верил в них. Поэтому его любимые герои иногда оказываются пассивными: Куту-

зов, например, не вмешивается в ход битвы, а предоставляет событиям идти, как они идут.

Мы не можем сегодня полностью принять и разделить философию Толстого, но многое в ней

привлекает нас — и, в особенности, призыв прислушиваться к мнению народному.

Философская система Толстого трудна для неподготовленного читателя, поэтому не имеет

смысла говорить сейчас о всех ее сторонах. Читая следующие главы, мы еще вернем ся к некоторым

взглядам Толстого. Сейчас же, заранее, нам важно понять главное: философия Толстого неотделима

от жизни Наташи и Пьера, князя Андрея, Долохова, Сони, Денисова и всех остальных, потому что фи-

лософские взгляды Толстого выросли из его мыслей о жизни людей, о счастье человека, о его долге

перед другими людьми и перед землей, на которой он живет.

9. СМОТР В БРАУНАУ

Первая картина войны, которую рисует Толстой, — не сражение, не наступление, не взятие кре-

пости, не оборона даже; первая военная картина — смотр, какой мог бы происходить в мирное вре-

мя. И с первых же строк, повествующих о войне, даже с первой фразы, Толстой дает понять, что вой-

на эта не нужна народу, ни русскому, ни австрийскому:

«В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и

еще новые полки приходили из России, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Брау-

нау».

Кто мог тогда предполагать, что почти через сто лет в этом самом Браунау родится мальчик,

чье имя проклянет человечество в двадцатом веке, — Адольф Шикльгрубер. Став взрослым, он возьмет

себе фамилию Гитлер и, забыв уроки Наполеона, поведет свои войска в Россию...