Наталья Долинина - По страницам Войны и мира

Незадолго до коронации он совершил еще одну жестокость: казнил герцога Энгиенского, при-

надлежавшего к французскому королевскому дому Бурбонов. Эту-то казнь и припоминают ему в сало-

не Шерер: «После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем

героя», — сказал виконт Мортемар, а Пьер «ворвался в разговор, и Анна Павловна... уже

не могла остановить его.

—

Казнь герцога Эпгиенского, — сказал Пьер, — была государственная необходимость; и

я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответствен-

ность в этом поступке».

Здесь, в этом салоне, о Бонапарте помнят все: «— А пленные в Африке, которых он убил?

— сказала маленькая княгиня. — Это ужасно!

—

Нельзя не сознаться, — продолжал князь Андрей, — Наполеон как человек велик на

Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но... но есть другие поступки,

которые трудно оправдать».

Вот так говорит о Наполеоне, обсуждает и судит Наполеона вся Европа. Его имя гремит по-

всюду, а сам он — человек, выдвинутый революцией и уничтоживший ее завоевания, — готовится

тем временем к новой войне с главным своим врагом — Англией.

В Англии тоже готовятся: во главе английского правительства стал Вильям Питт — он пытался

подослать к Наполеону убийц, но это не удалось. Тогда он повел переговоры с Россией и Австрией,

согласился финансировать их войну с Наполеоном, только бы не дать ему возможности выступить про-

тив Англии.

Питту удалось предотвратить высадку французских войск в Англии — русские и австрийские

войска, объединившись, двинулись на запад; Наполеону оставалось только идти к ним навстречу.

8

На эту-то войну с Наполеоном спешит князь Андрей, туда же уходит Николай Ростов и Борис

Друбецкой; об этой предстоящей войне говорят в салоне Шерер: «Нашему доброму и чудному госу-

дарю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что бог не оставит

его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в

лице этого убийцы и злодея...»

Для фрейлины Шерер Наполеон — воплощение французской революции и уже потому злодей.

Юный, восторженный Пьер не понимает, что, став императором, Наполеон предал дело революции;

Пьер защищает и революцию, и Наполеона в равной мере; более трезвый и опытный князь Ан-

дрей видит и жестокость Наполеона, и его деспотизм, а отец Андрея, старик Болконский, страдает от

того, что нет Суворова, который показал бы этому новоявленному гению, что значит воевать. Но все

они думают о Наполеоне, заняты им — каждый по-своему, и в жизни каждого из них занимает немалое

место зловещая величественная фигура маленького человека в сером сюртуке и треуголке.

5. ДВА ЮНОШИ

Прошло два месяца после вечера у Шерер. Уже конец лета — 26 августа по русскому ка-

лендарю, 8 сентября — по европейскому (по которому и мы живем сегодня). Через семь лет этот день

войдет в историю России как день Бородина. А пока он ничем не знаменит; как на всякий день в

году, на него выпадают чьи-то именины.

Толстой переносит нас в Москву, в дом Ростовых. Здесь две именинницы Натальи — мать и

дочь. У Ростовых с утра гости, визиты, подготовка к званому обеду. А в другом московском доме уми-

рает отец Пьера граф Безухов...

Пьер, высланный из Петербурга за историю с медведем, одиноко сидит в доме умирающего

отца, к которому его не пускают. Теперь о Пьере говорит вся Москва: всех заботит наследство старого

графа. «По жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, зани-

мался его воспитанием и писал государю... так что никто не знает. . кому достанется это огромное со-

стояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы». Так рассуждает Анна Михайлов-

на Друбецкая — уж она-то знает, недаром так настойчиво напоминает, что старик Безухов ей трою-

родный дядя, что он крестил Бориса, — Анна Михайловна своего не упустит, хотя бы сам князь

Василий стал на ее пути.

А Пьер сидит на верхнем этаже громадного безуховского дома, — понимает ли он, что сейчас ре-

шается его судьба: остаться ему незаконным сыном без всякого состояния или стать графом и мил-

лионером. О чем он думает, чем занят?

«...Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к

стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой...»

Он воображает себя Наполеоном, он сражается с англичанами и побеждает. В этом доме, где

все: князь Василий, три княжны — племянницы старого Безухова и примчавшаяся на наживу Анна

Михайловна Друбецкая — все думают об одном: как урвать себе побольше из наследства еще не

умершего старика; в этом доме один Пьер думает о другом; он не умеет жить, сказали бы о нем в све-

те. Он не умеет жить — это правда. Но он учится — и хочет он жить иначе, чем князь Василий.

Почему он не думает о своем умирающем отце? Оправдать Пьера нетрудно: он мало знал

отца, жил в разлуке с ним: последние годы провел за границей, куда его послали учиться. Все это

так, но есть и другая правда — юношеский эгоизм Пьера. Он слишком погружен в себя, в мысли о сво-

ем будущем, чтобы думать о страданиях; отца. Пьера занимает один главный вопрос: как жить?

В решении этого вопроса немалую роль играет блистательный пример Наполеона — воображая

себя на его месте, Пьер, нахмурившись, произносит: «Англии конец», — в эту-то минуту в его комнату

входит Борис Друбецкой, «высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и

красивого лица».

Мы только что видели Бориса у Ростовых. Он не растерялся, когда вся молодежь ростовского

дома под водительством Наташи нечаянно залетела в гостиную, где сидит скучная гостья со скучной

дочерью, — через семь лет Борис женится на скучной дочери, но сегодня он об этом и не подозревает.

Борис не растерялся, случайно попав в гостиную, и спокойно рассказал шутливую историю о Ната-

шиной кукле. Потом он вышел вслед за Наташей из гостиной, и шаги его были «не тихие, не бы-

стрые, приличные шаги» — так никто не ходит в этом доме: ни Наташа, ни Петя, ни Николай, ни даже

Соня, только Борис.

Когда Наташа, встав на кадку с цветами, поцеловала его, Борис повел себя как идеально

воспитанный, приличный молодой человек:

9

«— Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас... еще четыре года... Тогда

я буду просить вашей руки».

Он прав — нехорошо молодому офицеру целоваться с тринадцатилетней девочкой. Но все-таки

он неприятен в этом своем непробиваемом благоразумии.