Джессика Браун - Поговорим о дыхании. Дар, который мы не ценим

По программе «Счастье» мы вступили на последний круг дыхания стаккато. По идее, я должна себя чувствовать бодрой и свежей. Но голова болит, и после двухчасовой тренировки я совершенно вымотана. «Лягте. Лежите спокойно, не двигайтесь», — монотонно вещает Кристоф Глазер. Мое тело погружается в глубокий сон. Мне стоит усилий сохранять видимость присутствия. Хрупкая Мария на соседнем коврике, укрытая кашмирской шалью, уже храпит. Или это я? Мой мозг шлет искаженные открытки из мира грез: луг, желтый вихрь, существо сродни младшему брату из «Чужого» Гигера. Нет, это не транс. Всего лишь гипнагогические галлюцинации, иногда возникающие на грани сна и бодрствования, пока нервная система не справится со смещением реальности. Творцы вроде Сальвадора Дали или Эдгара Алана По использовали эти картины на грани засыпания. «Но есть еще и фантазии об избранной, нежнейшей утонченности, которую нельзя обозначить как мысль и перед лицом которой мне до сих пор не удалось найти подходящего языкового облачения», — писал Эдгар По. Дали даже разработал собственную технику сна, чтобы преднамеренно вызывать гипнагогические галлюцинации. Знал ли он, что в них можно погружаться с помощью дыхания?

На следующее утро меня лихорадит. Но я отправляюсь в отель, чтобы продолжить курс. Щеки еще одной участницы, докторши, с которой мы день назад болтали за индийской едой, тоже пылают. Она предполагает, что дело в наших ковриках: «Наверное, мы надышались всякими микроорганизмами, которые они насобирали в этом конференц-зале». Лысый англичанин, подсевший к нам, предлагает свою теорию: «Из-за повышенного содержания кислорода в крови мы сжигаем больше антиоксидантов, и наш организм хуже защищен». Я оглашаю ее одному из руководителей курса. «Должно быть, так», — соглашается он. Подобно высокой температуре, сударшан крия — очистительный процесс. Вивекананда, принесший йогу на Запад, предупреждал: «Когда я воспринимаю себя всего лишь как маленькое тело, я хочу его сохранить и защитить. Хочу, чтобы ему было хорошо, даже в ущерб другим телам. Тогда ты и я больше не единое целое». Я одергиваю себя: «Поменьше прислушивайся к себе, бери во внимание всю группу». Я расстилаю коврик и окидываю его критическим взглядом: когда он в последний раз подвергался чистке?

Вечером гуру пригласил всех участников в большой конгресс-зал для сатсанга — совместного пения и обсуждения. Около полутора тысяч человек сидят на стульях или прямо на полу. Когда Шанкар входит, все поднимаются. Истовые последователи теснятся на лестнице, по которой он шагает.

Требуется время, чтобы пробиться через эту толпу. На сцене стоит диван, на котором расстелены шали цвета абрикоса. Пока Шанкар занимает свое место, зал распевает приветствие. Индиец — интеллигентный мужчина за шестьдесят, с черной курчавой шевелюрой и такой же бородой. В белом одеянии, которое он расправляет широкими складками, в белой шали, наброшенной на плечи, в волнах абрикосового сатина он выглядит куклой, которую только что вынули из подарочной бумаги. Присутствующие могут задавать вопросы. Спрашивают о проблемах семьи, о химической угрозе, о несправедливости в мире. Шанкар с одинаковой доброжелательностью выслушивает как личные «бо-бо», так и умопомрачительные версии зарождения античных цивилизаций. И только когда один из участников углубляется в теорию заговора, пытаясь взять слово во второй-третий раз, он его прерывает. Ответы Шанкара остроумны, но не обидны. Такое терпение производит на меня впечатление. Я бы уже через пятнадцать минут закатила глаза. Подобные встречи он проводит почти ежедневно, а наша длится уже более часа.

Каждый, говорит Шри Шри Рави Шанкар, по рождению имеет право на жизнь в ненасильственном обществе, на здоровое тело, спокойное дыхание, незамутненный дух, ясный разум, память без травм и свободное от забот бытие. Звучит красиво. Но возможно ли просто-напросто «выдохнуть» все боли и несправедливости мира? Цель не в этом, проповедует Шанкар, зло принадлежит жизни, равно как и добро. Медитация помогает уравновесить то и другое. «Помедитируем?» — спрашивает он.

Мы распеваем «Ом» — священный для индусов и буддистов звук. Он образуется в области живота, потом переходит в грудную клетку и завершается из многих глоток как мощный гонг. После этого зал притихает. Несколько минут все концентрируются на кончике своего носа, мимо которого струится дыхание. «Шанти, шанти, шанти», — заканчивает Шанкар встречу. Мир, мир, мир. Действительно, мое дыхание спокойнее и ровнее. «Все хотят изменить мир, но никто не хочет измениться сам», — написал Лев Толстой. Шанкар, думается мне, проповедует нечто противоположное. Если полторы тысячи участников разъедутся по домам более спокойными и свободными, а когда вечером встретятся еще с четырьмя-пятью знакомыми, отнесутся к ним благожелательнее, тогда медитация воздействует на семь тысяч человек. Нет, семинар не стал для меня ни духовным опытом, ни переживанием пробуждения. Но покидаю его я с намерением отныне медитировать каждый день.

В одном из интервью Мэттью Макконахи, сыгравшего одну из главных ролей в фильме «Волк с Уолл-стрит», спросили, как возникла легендарная сцена с барабанной дробью по груди. Его ответ обескуражил журналиста. «Это моя техника расслабления», — признался оскароносный актер. Прежде чем уйти с головой в круговерть, Макконахи бьет себя по груди и гудит какую-то мелодию, соответствующую роли. «Гудение успокаивает, — продолжает актер, — оно помогает расслабиться. Иногда съемочная группа работает месяцами, а у меня на съемки всего два дня, я разрываюсь. Нервы на взводе. Так я ставлю их на место». Так же как дыхание удджайи, гудение продлевает выдох. Это замедляет сердцебиение, стимулирует блуждающий нерв, а тем самым парасимпатический, который отвечает за фазы покоя тела. Система переходит из состояния тревоги в режим ожидания. Но этот прием не только «оскароносцам» помогает сыграть роль. Если заикающийся человек выдохнет, прежде чем говорить, слова, на которых он раньше спотыкался, будут произноситься легче.

Лихорадочное дыхание вызывает у некоторых людей панические атаки. Медленное дыхание, напротив, может на несколько минут превратить переполненный зал в корпус мира. Почему темп дыхания имеет такое влияние на наши чувства? Этот вопрос определенно относится к сложнейшим в исследовании мозга. Типы нашего дыхания определяются различными нейронами в дыхательном центре мозга. Лишь в 1991 году зародилось представление о том, какие из этих нервных клеток могут быть регуляторами: так называемый комплекс пре-Бетцингера. Это громоздкое название появилось не в честь некоего профессора Бетцингера, как может показаться. Оно отсылает к конгрессу, прославившемуся дружескими возлияниями. В 1980 году нейробиологи встретились на симпозиуме Гейдельбергского университета в Хиршхорне-на-Неккаре. Вечером некоторые из них засиделись в отеле-замке, продолжая дискуссию о безымянной до сих пор группе нейронов в мозговом стволе. Может ли именно она посылать импульсы дыханию? Пришли к согласию: да. По такому случаю заказали на круг еще дорогого пино-нуар от Бетцингера. Хорошо пошло! Так название прилипло к нейронам. В 1991 году исследовательская группа под руководством Джеффри С. Смита из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе слой за слоем изолировала подлинные тактовые импульсы в мозге эмбриона крысы. Видимо, немецкое название (или история его возникновения) показалось им слишком забавным, чтобы от него отказаться, поэтому они и назвали свое открытие «комплекс пре-Бетцингера». И в нашем головном мозге этот комплекс нейронов активен, когда мы дышим.