Неизвестно - Дневники

366

В рукописном Отделе Импер. Публичной библиотеки в С.-Петербурге хранится список Корана, листы которого забрызганы кровью,— по магометанскому преданию — кровью Османа, убитого при чтении именно этого экземпляра. Коран написан крупным, красивым почерком на 353 листах пергамента (некоторые листы — бумажные) большого формата (68x53 см.). Этот экземпляр был прислан в Петербург генералом фон Кауфманом в 1869 году, после взятия Самарканда. Генерал при этом сообщал, ссылаясь на улемов мечети Хаджи Ахрары, где взят был Коран, будто «Коран этот в настоящее время как для мусульман, так и для самой мечети никакого значения не имеет». В действительности этот экземпляр священной книги служит предметом ревностного поклонения как для местных, петербургских, так и для приезжих мусульман. Как частные лица, так и прибывающие временами в Петербург средне-азиатские посольства ищут случая побывать в библиотеке, чтобы поклониться святыне и целовать листы, обагренные «священной кровью Османа».

Г.Шебунин, специально исследовавший эту рукопись, пришел к заключению, что кровавые пятна на ней — грубая подделка, но самую рукопись он относит к очень раннему времени, к началу II в. мусульманской эры (см. «Записки Вост. Отд. Имп. Русск. Археол. О-ва», т. VI).

ее напечатал в каком-то альманахе и не стал печатать в «Красной нови» — считая эту повесть слабой. Я ему поверил, но все же издал повесть отдельно. Повесть затем, позже, была переведена на польский, и помню К.Радек сказал мне как-то: «Вы, Всеволод, написали плохую контрреволюционную книжку. Я читал ее по-польски». Это и было «Возвращение Будды». Я не понял Ра-дека, я не понимаю его слов и сейчас. Чего в повести контрреволюционного? Политика есть политика, и профессор, который везет Будду, понимает это, хотя и смутно. Жаль, что написано сжато, надо было б написать роман, но я побоялся, что роман выйдет экзотическим, так как у меня не хватало ни мыслей, ни наблюдений: я не был в Монголии, и монголов видел только на перронах железных дорог. Повесть успеха не имела. А между тем она-то и знаменует поворот к «Тайному тайных».

Перед смертью, Ирина Сергеевна, жена Асмуса 13, приказала положить с собою в гроб томик Эпикура.

А, действительно, скучно в такое длинное путешествие отправляться без книги!

Когда мне нужно было уезжать из Москвы, в эвакуацию, и пришел за мной Е.Петров, страшно серьезный, в шинели и с пистолетом, я вошел в кабинет, посмотрел на полки... и не взял ни одной книги.

367

1947 год

ВТОРАЯ ВСТРЕЧА

У каждого из нас есть воспоминания, которые не стареют с годами. Почти 20 лет тому назад Московский Художественный театр поставил мою первую пьесу — «Бронепоезд № 14—69». Встреча с коллективом Художественного театра была одной из самых интересных и волнующих в моей жизни. В 1947 году мне предстоит вновь встретиться со старыми друзьями. В первые дни нового года начнутся репетиции моей новой пьесы — «Главный инженер». Ее действие происходит весной 1946 года в Казахской республике на большом металлургическом заводе. Пьеса рассказывает о борьбе наших людей за медь, о советской науке, пришедшей на помощь промышленности.

Свою следующую пьесу в юбилейном 1947 году я напишу о своих земляках, угольщиках Кузбасса.

Вс.ИВАНОВ*

2 января 1947 года.

Встреча Нового года — отвратительная. Происходило это у Н.Погодина. Когда мы пришли, Погодин был уже пьян. Цинковыми глазами глядел он в течение всего вечера в тарелку, ничего не ел, а только глушил водку. Часа в два явился, незванный-негаданный актер Абрикосов 14,— «социальный герой», по амплуа,— звеня орденами, начал хвастать, что он силищи необыкновенной, и «всех сожмет,— и выбросит через окно». Ушел. Через час явился, неся пол-литра водки в сопровождении какого-то бледного и тощего в военной форме. Тамара подшутила над спутником Абрикосова,— тот, выкатив бледные буркалы, схватился за кобуру,— я за Тамару и вступил в словесное

сражение! Абрикосов грозил меня убить, делал всяческие «страшные жесты»,— я продолжал говорить, и в результате длинных обличительных речей, назвал его раз десять подлецом и хамом, заставил все-таки уйти. Второй актер, Астангов 15читал заупокойным голосом Пушкина и Блока, жена генерала Шишкина разрыдалась, слушая актера. А затем мы пошли домой, где дети встречали, без нас, тихо и мирно то, что им, действительно, надо встречать!

Утром Тамара ездила хоронить Ирину Сергеевну, жену философа Асмуса. Я себя чувствовал отвратительно, и хотя к смерти я

__________

*Заметка из сегодняшнего номера «Советского искусства»'6. Дама, писавшая заметку, сидела у меня час, затем читала мне заметку по телефону, и все-таки — две ошибки. Завод — не металлургический, а медеплавильный. И какие же кузбассцы — земляки мне? Но все это — вздор и вряд ли кто обратит на это внимание.

368

отношусь совершенно спокойно и согласен с Ириной Сергеевной, которая сказала перед смертью, что «это не страшно», все же на мертвые тела людей, которых я знал близко, мне смотреть чрезвычайно неприятно, и я долго после этого не могу работать. Я не ездил.

Читал,— для статьи, книгу «Заседания Верховного Совета РСФСР» и нашел там любопытные строчки. Председатель Якутского Совета Министров говорит, что его республике нужны педагогические кадры: и надо «во-вторых, резко форсировать подготовку местных кадров путем командирования людей в высшие учебные заведения центральных областей Союза. В этом случае потребуется специфическая помощь, вытекающая из наших особенностей. Дело в том, что основной пищей населения Якутии являются высококалорийные продукты: мясо, масло, молоко. Такая пища обусловлена лютыми морозами. Когда же якутская молодежь попадает в условия центральных городов, где режим питания другой, получается большой отсев учащихся. Организм не может приспособиться к новой пище, ему требуется дополнительное питание».

— Это что же, в наших городах студенты не едят, стало быть, ни мяса, ни молока, ни масла? Чем же они питаются, если якуты не могут привыкнуть к новой пище, а бегут? («Отсеиваются»).

Накануне 31 января был в «Известиях», правил статью 17. Принесли мне ее перепечатанной на машинке. Читаю — вроде как бы я писал, а вроде и нет. Смотрю в оригинал. Боже мой, как она выправлена! Трех строчек моих не оставлено. Ругаться? Что толку. Все равно они себя считают умней. Не печатать? Но мысли выражены те же, что я и хотел выразить. А, может быть, их язык, действительно, лучше моего? Вписал я три новых строчки, плюнул про себя, ушел, и спокойно заснул. Сегодня получил «Огонек» с моей статьей. Не стал и читать.

Читал весь день «Сердца трех» Д.Лондона. Ужасающая чепуха, подхалимаж перед долларом. Неблагородная книга. А, может быть, зачитывались Д.Лондоном не потому, что видели в нем «мужество» и «волю к жизни», а умение зарабатывать деньги в любых условиях в ужасающие морозы и пургу? Вот у нас, мол, тоже морозы, а деньги зарабатывать трудно.