Неизвестно - Untitled.FR11

Однажды, когда сын заснул, Паша стала разыскивать Ваню. Она услышала его глухой кашель в сарае: он пристроился на табуретке за старым верстаком, листал учебники по агрономии. Увидел её, радостно улыбнулся, обнял рукой за талию:

- Прости, родная, что скрываюсь здесь. Но я должен одолеть эти книжки!

- Ванечка, давай сходим к главврачу! Он прекрасный терапевт, пусть послу­шает твои лёгкие. У тебя не проходит кашель.

- Не обращай внимания! Это у меня всегда в апреле. Пройдёт. Я ж крепкий деревенский парень, кровь с молоком, и все эти истории про «туберозу» не про меня.

Историю про «туберозу» он сам рассказал когда-то Паше. Перебирая струны гитары, он напел ей старинный романс:

Чёрную розу, эмблему печали,

В час расставанья ты мне преподнёс.

Мы оба сидели, мы оба молчали,

Нам плакать хотелось, но не было слёз...

Этот романс, говорят, имел свой жизненный сюжет. Молодому человеку, уми­рающему от туберкулёза, его девушка приносит прощальную чёрную розу, она принимает решение уйти из жизни вместе с любимым. Здесь вряд ли было что-то придуманное. Паша знала, что диагноз «туберкулёз» был равносилен смертному приговору.

- Ваня, я медик, и ты должен сделать то, о чём я прошу. Не забывай, у тебя растёт сын!

- Хорошо, хорошо. Пашуня! Сходим. Тут и идти недалеко.

. Но он так никуда и не сходил. В конце августа Иван снова уехал, на этот раз в Воронеж. В сентябре от него поступила весточка:

«Дорогая Паша! Можешь поздравить! Поступил! Гаврюша Троепольский в лесотехническом институте, мы часто видимся. Жди каникул, привезу мешок по­дарков для тебя и Бори. Родная, целую тысячу раз!»

* * *

Ваня вернулся летом, и потекли счастливые деньки. Боря первые свои шаги сделал без папы, и первые слова из уст сына Иван услышал уже после своего приезда. Сидеть дома он не привык, только несколько дней понежился рядом с Пашей и опять оседлал свою любимую Резеду из конюшни МТС. Марчуков не мог без дела - поле было его стихией.

Незаметно подошёл август, и Паше скоро предстояло опять остаться одной. В один из погожих дней, когда яблоки наливались на солнце янтарной медвяной желтизной, возле больницы появился Иван, торопливо привязал поводья лошади к жердине коновязи и взбежал на крыльцо. Через несколько секунд он был уже в кабинете главврача.

- Борис Николаевич! Паше срочно необходим отпуск! - прокричал он от две­ри, не обращая внимания на присутствующих в кабинете.

- Успокойтесь, голубчик! В чём, собственно, дело?

- Дело в том, что у неё погибла мать! Мы сегодня же отправляемся в Кара- чан!

Старков, несмотря на то что Киселёва теперь не жила при больнице, оставил комнату за ней, чтобы она могла приводить с собой ребёнка. Он сразу же распоря­дился найти старшую сестру.

До Паши, казалось, не доходил смысл того, что говорил ей Иван: «Мне позво­нили в МТС, сказали, что твою маму сбил трактор. Она умерла сразу.»

Трактор? Как мог трактор сбить человека? Ведь это же не машина!

Паша находилась в том состоянии, когда человек начинает делать всё меха­нически: она двигалась, казалось, слышала то, что ей говорили. Ольга Андреевна сказала ей: «Пашуня, надень тёмное платье, чёрный платочек». Она так и сделала. Ни одна слезинка не упала из её глаз, но она непрестанно возвращалась к этим трём словам, звучащим в ней, как эхо: «Она умерла сразу.» Моя мама умерла? Как она могла умереть? Она ещё молодая, рослая, сильная. Красивая, добрая. Она умерла сразу?

Кто-то что-то перепутал. Может, ошиблись фамилией?

За всю дорогу она не произнесла ни слова, не плакала и всё думала о том, что всё выяснится, когда приедут.

И всё действительно выяснилось. Её маму убил не трактор, а два пьяных трак­ториста. Они ехали мимо по дороге и закричали ей ещё издалека:

- Эй, тётка, садись, подвезём!

Статная, ещё красивая женщина в ответ махнула им рукой: мол, проезжайте. Тогда весельчаки решили попугать несговорчивую, направили машину на неё. В последний момент они лихо свернули в сторону, но именно в эту сторону решила броситься, спасаясь от пьяниц, Мария.

Заграничный трактор «Нати», следы гусениц которого остались на теле мате­ри, останется навсегда в памяти Паши как таинственный исполнитель неведомого зла руками отпивших разум людей. С этих пор она станет всей душой ненавидеть каждого пьяного мужика: если она видела такого, мгновенно, в зависимости от портретных особенностей лица, перед ней возникала морда хряка, вепря с клыка­ми (такая голова когда-то висела на стене в их хате), медведя, волка или быка.

Маму схоронили на сельском кладбище, рядом с дедом. Ваня не отходил от жены. Девять дней они пожили в осиротевшем доме и вернулись в Алешки.

Уже на следующий день по возвращении Паша проводила Ивана на учёбу, в Воронеж. Она вышла провожать его за ворота дома, в чёрном платье и чёрной косынке, уронила голову на грудь мужа и разрыдалась.

* * *

В скором времени в Алешки к Марчуковым нагрянули гости. Кто бы мог по­думать! В военной форме, с лётными петлицами на воротнике гимнастёрки, перед Пашей стоял Жорж, брат Зиночки! Он окреп, возмужал, и форма делала его ещё более привлекательным. Обняв за талию, он помог спрыгнуть с телеги девушке, жгучей брюнетке с ярко накрашенными губами.

- Галочка, моя жена! - представил он отцу свою спутницу, после чего обнял его. - А где мама?

- Дома мама, дома. Что ж не сообщил о приезде?

- Командировка, папа. Ещё не знал, получится ли, потом решил сюрпризом.

Георгий не узнал Пашу, хотя и был в курсе, что Ваня женат и у него растёт

сын.

- А это что за бутуз? Поди, мой племянник Борька? Вот мы сейчас гостинцы для тебя сгружать будем!

Белобрысый мальчик от калитки наблюдал, как возница снимает два громад­ных чемодана с подводы. Жорж подошёл, взял мальчика на руки, улыбаясь, стал разглядывать.

- Ей-ей - марчуковская порода! Ай да младшенький брат - обскакал меня!

Галина, ревниво поджав губы, смотрела, как её муж обнимает чужого ребён­ка. Она мельком, как пустое место, окинула Пашу взглядом и подошла к Петру Агеевичу:

- Галя! - представилась, не смущаясь от пристального взгляда отца.

Очень скоро Паша поняла, что Галина не из тех, кого вообще можно смутить. Пока Жорж беседовал с родителями в комнате, Галина наблюдала, как Паша ору­дует возле плиты. Она не предложила свою помощь, присела возле стола на кух­не, откровенно разглядывая Пашу:

- Ну, что, подруга, придётся потесниться на время! Мы ненадолго.

- Я тебе не подруга, а выходит - родственница. Дальняя! И у меня есть комна­та в больнице, так что я не помешаю, - быстро ответила Паша, сузив глаза. - Вот, смотри: здесь лежат тарелки, здесь вилки. В этом ведре греем воду для посуды. Так что принимай хозяйство!