Неизвестно - Untitled.FR11

Можешь представить: утром он проснулся совсем другим человеком, а Паша приняла его рассеянность за озабоченность перед последним экзаменом.

- Амелия, если ты меня называешь психологом, то тебе впору писать романы! Кстати, ты отправила последний наш совместный отчёт?

- Да, конечно! Но ты ещё не дослушала историю с костюмчиком. Инициато­ром мероприятия выступал Юра Павлихин. Он на год всех старше, да и комплек­ция впечатляющая - выглядит на все двадцать. Ему-то и отпустила продавщица в продмаге десять бутылок «Рябины на коньяке» - тридцатидвухградусной на­стойки - на десятерых юношей и пятерых девушек. Устроились они на лесной поляне, рядом с поваленными деревьями. Первый тост провозгласил Павлихин - за окончание семилетки. Саньке жидкость на вкус понравилась - раньше он не пил крепкого, это был его первый опыт... Все вдруг стали громко смеяться, кри­чать и обниматься. Саньке казалось, что он смотрит цветной фильм, где краски с каждой минутой сгущаются, становится резче контрастность. Но вот краски начинают меркнуть, потухать и затем превращаются в чёрно-белые сумерки. Он не помнит, как оказался на земле, как ему стало плохо и девочки помога­ли подняться. Деревья стали неестественно высокими, а земля уплывала из-под ног. Хорошо хоть Галка Тютина по какой-то причине не пришла. Но костюм­чик, костюмчик-то! А ведь в нём планировалась сдача экзаменов в техникуме!

Утром наш юноша долго не мог понять что с ним, но увидев висящий на верёв­ке постиранный костюм, вспомнил страшную сцену своего возвращения домой. Теперь, словно преступник, явившийся с повинной, он готовился предстать перед очами судей и ждал чего угодно. Он видел несколько раз отца во гневе, знал, что тот не пьёт спиртного и не переносит, как и мать, пьяных. В общем, он вышел к утреннему воскресному столу, как к эшафоту, не смея поднять глаз.

За столом не было особенного оживления, но говорили в спокойном тоне о совсем посторонних вещах. А когда отец попросил его передать ему хлеб, Сань­ка засомневался: да в курсе ли он? Может, мама всё утаила? Они завтракали на веранде, а на верёвке, напротив застеклённой стенки, болтался его костюмчик как символ вчерашнего позора.

Быстро попив чаю, он побежал во времянку и расплакался там. За целый день ни отец, ни мать так и не вспомнили вчерашнее, и к вечеру Санька сам подошёл к отцу. Представь себе - я этого момента пропустить не могла! « Пап, - сказал от­рок, - ты не думай, это получилось случайно». «Я знаю, - ответил Иван. - Знаю, что ты будешь похож на меня, а на кого же ещё?» И он обнял сына. И только по­том Санька признался, что ничего не знал о градусах и что Юра уверял девчонок, что это слабенькая наливочка.

Долго он теперь будет помнить эту кудрявую «Рябину на коньяке»! Розен- фильда, а что там, у Петровича, на работе - ты же всё время летаешь к нему в кабинет и на полях бываешь, - почему нет обычного блеска в его глазах?

- Нет предмета забот, нет строительства той новой жизни, к которой он стре­мился. Всё спускается сверху в планах - что сеять, когда сеять, каким культурам отдать приоритет. Агрономия как наука - конёк Ивана - никого не интересует! Он с предложениями, а ему - сиди и не высовывайся, не твоего ума дело. Откуда же будет блеск? Он простой исполнитель, как и те, кто меньше всего искушены в своей специальности, но сумели приблизиться к «кому нужно», и их голос слыш­нее. Мне кажется, что он уже весь вот на этом маленьком клочке своей земли, где волен делать всё на своё усмотрение. Сад и огород дома - вот что утешает его, а гореть на работе он перестал!

- Розенфильда, а что же дальше-то будет с такими, как он? Получается, они стране не нужны? Но без таких - земля в России умрёт, а без земли Россия - не держава. Что же станет с державой?

- Ничего особенного! Я говорила, что тебе нужно подтянуться в истории. Россия, как и многие империи до неё, умрёт! Умрёт, чтобы вновь восстать из пепла обновлённой и более сильной. Советскую экономику потихоньку развали­вает непроизводительный труд, как это было в иных пределах, в более ранние времена. В России земля всегда была ахиллесовой пятой, и восстанавливать зе­мельный уклад и отношение к земле как к собственности и источнику дохода ей придётся долго и мучительно. Пройдёт несколько поколений, и, может быть, только Санькины внуки заимеют право сказать: «Моя земля!» А пока земелька принадлежит всем - и никому, поэтому ждать от неё милости не приходится!

Глава 30

ОДИН В ПОЛЕ ВОИН

В новом доме полным ходом шла подготовка к новоселью и юбилею. Столы накрыли прямо в саду, доски, уложенные на табуретки, заменили лавки. Иван беспокоился: приедут ли Троепольский, Евсигнеев? Ему очень хотелось, чтобы лучшие друзья сегодня были рядом.

В этот июньский солнечный день ворота в доме были открыты, и Паша, в на­рядном платье в горошек, готовилась встречать гостей. Зиночка, Аня и Лёня при­ехали на день раньше, чтобы помочь хозяйке.

Первым приехал на служебном газике с водителем Володя. Он обнял сестру:

- А ты, Пашуня, всё молодеешь!

Сам он ещё больше облысел, обзавёлся животиком. Во всём его облике появи­лось что-то барственное, уверенный взгляд голубых глаз выдавал привычку пове­левать - в этом году его поставили первым секретарём Верхне-Хавского района. Паше почему-то вспомнилось, как она в дождь несла маленького Володечку, как упала с ним на руках с обрыва. Теперь это был матёрый мужчина, и в нём чув­ствовались ум и сила.

- Володя, а что же ты один? Где Лидочка?

Лицо брата помрачнело.

- Лидочка болеет. Ты понимаешь, как родила Славика, так пошли осложне­ния. Даже в жаркую погоду - замерзает. Возил её в Воронеж, к профессорам. Врачи ничего не могут сказать конкретного . Сейчас вызвали Раису Павловну, её мать, чтобы занималась ребятами.

Вышел и Иван к воротам.

- А вот это - поздравление от Лидочки! Велела передать лично юбиляру!

Володя достал из машины огромную охапку полевых цветов, которые любил

Иван. Тем временем водитель носил на веранду продукты: свежую баранину, гу­сей, уток, мешки с овощами.

- А это мои скромные приношения к трапезе! Твой агроном, поди, живность ещё не разводит? - хитро прищурившись, говорил Володя Паше. - А у меня в районе её полно!

- Слушай, Володя, а на станцию мы можем подскочить? Мильманов надо за­брать с поезда, - попросил Иван.

- О чём речь! Поехали!

Пока Иван с Володей были на вокзале, подъехал ещё один газик, на этот раз в нём сидели первый секретарь Усманского райкома Николай Александрович Ев- сигнеев с женой Серафимой и примкнувший к ним писатель Гавриил Троеполь- ский. Цветы и подарки Паша складывала на веранде, среди них она увидела трёх­томник Шолохова, которого любил Иван, и книги Троепольского, подписанные им самим.