Неизвестно - Untitled.FR11.rtf5

Цифра эта показалась Петру Созонтовичу немыслимо большой, и хотя я и объ­яснил ему, что это только сейчас такой большой она кажется, а после Нового года, когда отпустят цены, она как бы и уменьшится раз в десять, но на Петра Созонто- вича мои увещевания не подействовали.

Он замкнулся и, усевшись возле своего стола в углу кухни, с грозным номенк­латурным шумом начал пить чай.

Я опасался, что он, как бывший партаппаратчик, позволит сейчас себе какую- нибудь антисемитскую выходку, но Полякова разрядила обстановку.

Она сказала, что все это пока только разговоры . Надо точно узнать о прива­тизации. Поэтому необходимо создать квартирный приватизационный комитет, в который она предлагает включить Абрама Григорьевича и Петра Созонтовича, а также ее, Полякову, поскольку у нее есть знакомые — она хорошо знакома с депу­татом Векшиным.

Предложение Екатерины Ивановны было принято.

И только тогда — все это время мне приходилось следить, чтобы Петр Со- зонтович не допустил какой-нибудь антисемитской выходки! — я понял, что про­изошло неладное и беда подкралась с другой стороны.

— Позвольте! — сказал я. — Получается, что только меня и не включили в приватизационный комитет?

— Нет-таки, молодой человек! — ехидно улыбаясь, возразил Абрам Григорье­вич Лупилин. — Кот Боцман тоже-таки без должности оказался.

— И Екатерина Тихоновна Федорчукова... — улыбнувшись, добавила Полякова.

— Но она же и не прописана здесь .

— Ну и что? Какое тебе дело, любезный супруг, до того, кто здесь прописан, а кто нет.

Меня эти возражения не убедили.

Я начал говорить о статусе ответственности квартиросъемщика, которым об­ладаю, а также о дружеских связях не только с депутатским корпусом и демок­ратической прессой, но и с миром пришельцев — гостей из космоса, а также с господином Федоровым.

Однако меня никто не стал слушать. При одном воздержавшемся состав прива­тизационного комитета был утвержден.

Абрам Григорьевич тут же составил протокол собрания, который заставили подписать и меня. После этого, уже на заседании комитета, был избран председа­тель — Петр Созонтович и сопредседатель — сам Абрам Григорьевич.

Полякова, как я понял, тоже метила в сопредседатели, но ее кинули, как не­сколько минут назад пробросили и меня.

Странно, но это меня снова примирило с Екатериной Ивановной. Возникшая было антипатия рассеялась, и я снова готов был, обнимая ее за плечи и поглажи­вая по красивой коленке, утешать свою супругу.

И дело даже не в том, что Полякова молода, привлекательна и зеленоглаза.

Нет...

Тут налицо конфликт, и конфликт глобальный.

Старшее поколение, а у нас в квартире это и Петр Созонтович, и в каком-то смысле Абрам Григорьевич, занимают места, которые должны были бы занять молодые. И хотя сам я тоже еще не так стар, как Федорчуков и в каком-то смыс­ле Лупилин, но молодость Поляковой всегда вызывает во мне желание защитить Екатерину Ивановну.

Все-таки интересно — никак не могу понять — чувствуют ли женщины поло­вые сношения на расстоянии?

Последние дни 1991 года.

На улицах сыро и как-то серо. Вышел № 9 журнала, но моих стихов там нет. Ходил в редакцию узнать, когда выйдут № 11 и № 12, но мне сказали, что, воз­можно, они не выйдут вообще.

На Невском оживление, в магазинах толпы людей.

Покупают абсолютно всё.

Хотел купить конфет, чтобы вечером попить чаю с Поляковой, но пока стоял в очереди — конфеты кончились.

Вечером приходил Векшин.

К счастью, Екатерины Ивановны он не застал — я дал ей мысленную команду уйти в кино — и сидел весь вечер у меня.

Я ему рассказал о приватизационном комитете, а потом добавил, что очень странная штука эта демократия. Еще летом все ненавидели болтунов-демократов, а сейчас, когда появились президенты, мэры и председатели приватизационных комитетов, депутаты стали как-то роднее и ближе, теперь вместе с депутатами население ненавидит президентов, мэров и председателей приватизационных комитетов. Я сказал это, имея в виду наш приватизационный комитет и судьбу в нем Поляковой, но Векшин сказал, что это верно и в масштабе всей страны. Депутаты сейчас ненавидят президента за то, что он ночной пьяница, и мэра, который вор .В жизни всегда есть место празднику.

Среди беспросветности последних дней — радостное, как луч солнца, изве­стие из Беловежской пущи.

Да.

Вот и сбылась мечта нашей интеллигенции. Вот и случилось то, о чем тосковали мы, встречаясь в «Сайгоне» — кафетерии на углу Невского и Владимирского.

Мы теперь открыты для заграницы, да так открыты, что половина нас сама оказалась иностранцами.

Поразительно, как быстро мы достигли этого успеха!

Даже у нас в квартире почти все жильцы — иностранцы.

Не верите?! Считайте сами.

Абрам Григорьевич — белорус. (Он родился в Витебске).

Екатерина Ивановна Полякова, до замужества со мною, проживала в Прибалтике.

Жена Петра Созонтовича — украинка. Три года назад она приехала поступать к нам в институт культуры, но не поступила и, встретив Петра Созонтовича, вышла за него замуж. У них было такое большое чувство, что Петр Созонтович ушел от прежней супруги и, оставив ей дачу и квартиру, поселился с молодой женой у нас.

Сам Петр Созонтович работал до переезда в Петербург председателем испол­кома в Рельсовске.

Где этот город находится, я пока не сумел установить. Федорчуков говорит, что на Рильсовщине .

Но это не важно .

Важно то, что только я да еще кот Федорчуковых — русские и родились в Санкт-Петербурге...

И странно, что именно мы не попали в высший орган нашей квартиры — при­ватизационный комитет.

Я, разумеется, сказал об этом, заострил, так сказать, внимание, но опять не был услышан.

— Не порть праздник! — сказал мне Петр Созонтович.

— Н-да, молодой человек! — поддержал его Абрам Григорьевич. — Вы ведь — не красно-коричневый?

Я так и не понял, с вопросительной или утвердительной интонацией произнес он это, и хотел спросить, как поворачивается язык говорить такое мне — челове­ку, защищавшему на августовских баррикадах демократию и права евреев всего мира, но мои собеседники уже исчезли за дверями комнат, принадлежавших рань­ше Рыжковым.

Сейчас на двери здесь висит написанное на тетрадном листке объявление — «ПРИВАТИЗАЦИОННЫЙ КОМИТЕТ».

А если войти в дверь, в небольшой темный тамбур, то можно прочитать на двери направо — «ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ГОСПОДИН ФЕДОРЧУКОВ», на двери на­лево — «СОПРЕДСЕДАТЕЛЬ ГОСПОДИН ЛУПИЛИН».

Праздник Беловежской пущи отмечали вместе с Екатериной Ивановной Поля­ковой, когда, уже после двенадцати, она вернулась из кино.Снова читал Поляковой стихи из № 11 или № 12, если все эти номера, конечно, выйдут.